— Таука почуяла врага, — пробормотал он и, выйдя из рамады, стал внимательно осматривать равнину.

Было тихо, но неспокойно. Талькав заметил какие-то тени, бесшумно скользившие среди поросли курра-мамель. Там и сям сверкали светящиеся точки. Они двигались, пересекаясь во всех направлениях, потухали, снова загорались. Можно было подумать, что это плясали по зеркалу огромной лагуны отблески каких-то фантастических фонарей. Чужестранец мог бы, конечно, принять эти летающие искры за светляков, чье мерцание можно увидеть ночью во многих местах пампасов, но Талькав не впал в эту ошибку: патагонец понял, с каким врагом придется иметь дело. Зарядив ружье, он стал на страже у входа в загон.

Долго ждать ему не пришлось. В пампасах раздался странный крик — не то лай, не то вой. Ответом на него был выстрел из карабина, а затем послышались ужасающие завывания, казалось несшиеся из сотни глоток.

Гленарван и Роберт, внезапно разбуженные, вскочили на ноги.

— Что случилось? — крикнул Роберт.

— Уж не индейцы ли? — спросил Гленарван.

— Нет, — ответил Талькав, — агуары.

— Агуары? — вопросительно глядя на Гленарвана, повторил Роберт.

— Да, — ответил Гленарван, — красные волки пампасов.

Схватив ружья, они присоединились к индейцу. Талькав молча указал им на равнину, откуда несся оглушающий вой. Роберт инстинктивно сделал шаг назад.

— Ты не боишься волков, мой мальчик? — спросил Гленарван.

— Не боюсь, сэр, — ответил твердым тоном мальчик. — Когда я с вами, я вообще ничего не боюсь.

— Тем лучше. Эти агуары — не очень-то страшные звери, и не будь они в таком количестве, я бы совсем не обратил на них внимания.

— Что за важность, если их много! — отозвался Роберт. — Мы хорошо вооружены. Пусть только сунутся к нам!..

— И мы их примем как следует!

Говоря это, Гленарван хотел успокоить мальчика, но сам он в глубине души не без страха думал об этом ночном нашествии бесчисленного множества разъяренных хищников. Быть может, там их целые сотни, и трем человекам, хотя бы и хорошо вооруженным, нельзя было надеяться на успех в борьбе с таким количеством зверей.

Когда патагонец произнес слово «агуар», Гленарван тотчас узнал название, данное пампасскими индейцами красному волку. Этот хищник известен у натуралистов под именем canis jubatus. Ростом он с большую собаку, голова его похожа на лисью, шерсть у него красно-бурая, а по спине вдоль всего хребта идет черная грива. Зверь этот очень проворен и силен. Живет он обыкновенно в болотистых местах и часто преследует свою добычу даже вплавь. Ночь выгоняет красного волка из его берлоги — он спит в ней днем. Особенно боятся его в эстанциях [50] . Голодный агуар нападает даже на крупный скот и производит немалые опустошения. В одиночку красный волк не страшен, но голодная стая их представляет большую опасность. Лучше даже встретиться с кугуаром или ягуаром: с теми можно, по крайней мере, сразиться один на один.

Слыша разносящийся по пампасам вой и видя множество скачущих по равнине теней, Гленарван не мог сомневаться в том, что на берегах Гуамини собралась огромная стая красных волков. Хищники эти почуяли верную добычу — лошадиное и человечье мясо, и каждый из них жаждал вернуться в свою берлогу с частью этой добычи. Положение было более чем тревожное.

Тем временем круг волков мало-помалу суживался. Проснувшиеся лошади были охвачены ужасом. Лишь Таука нетерпеливо била копытом землю, порываясь оборвать повод и умчаться. Хозяину удавалось успокоить ее только непрерывным свистом. Гленарван и Роберт стали у входа в рамаду, готовясь к обороне. Зарядив карабины, они собирались уже выстрелить по первому ряду агуаров, как вдруг Талькав молча поднял рукой вверх дула их ружей.

— Чего хочет Талькав? — спросил Роберт.

— Он запрещает нам стрелять.

— Почему?

— Быть может, потому, что находит это несвоевременным.

Но не это, а причина более важная побудила индейца так поступить. Гленарван понял его, когда Талькав, открыв и перевернув свою пороховницу, показал, что она почти совсем пуста.

— Ну? — спросил Роберт.

— Ну, нам придется беречь заряды. Сегодняшняя охота дорого обошлась нам: у нас мало свинца и пороха. Мы не дадим и двадцати выстрелов.

Мальчик ничего не ответил.

— Ты не боишься, Роберт?

— Нет, сэр.

— Хорошо, мой мальчик.

В эту минуту раздался новый выстрел: Талькав уложил на месте одного слишком дерзкого врага. Волчья стая, надвигавшаяся тесными рядами, отступила и сбилась в кучу в ста шагах от частокола. Гленарван, по знаку индейца, стал на его место. А Талькав, собрав подстилки, сухую траву — словом, все, что способно гореть, навалил это у входа в рамаду и бросил в середину кучи пылающий уголь. Вскоре на черном фоне неба протянулась огненная завеса. В промежутках между языками пламени проглянула ярко освещенная колеблющимся заревом равнина. Тут Гленарван увидел, против какого неисчислимого количества хищников им придется обороняться. Вряд ли кому-нибудь приходилось видеть такое скопище голодных волков. Огненная завеса, созданная Талькавом, сразу остановила хищников и этим еще больше разъярила их. Но все же некоторые из них под натиском задних рядов приблизились к самому костру и обожгли себе лапы. Время от времени приходилось стрелять, чтобы удержать эту завывающую стаю, и через час на равнине уже валялось штук пятнадцать убитых волков.

Теперь осажденные находились в сравнительно менее опасном положении. Пока не истощились боевые припасы, пока огненная завеса пылала у входа в рамаду, нечего было опасаться вторжения волков. Но что делать тогда, когда все эти способы защиты будут исчерпаны? Гленарван посмотрел на Роберта, и сердце его сжалось. Он уже не думал о себе, а только о бедном мальчике, мужественном не по годам. Роберт был бледен, но не выпускал из рук ружья и, полный решимости, ожидал нападения разъяренных волков.