Шрифт:
Вскоре, однако, штрафбаты и штрафроты доказали свою высокую боеспособность. Их бросали на самые ответственные участки, под перекрёстный огонь, на минные поля — и «штрафники» делали то, что казалось немыслимым для обычного солдата!
Верховное командование делает всё от него зависящее, чтобы как можно активнее использовать в боях и пополнять штрафные воинские формирования. Менее чем через месяц, 16 октября 1942 года, заместитель Наркома обороны СССР Е. Щаденко издаёт приказ № 323 «О направлении в штрафные части военнослужащих, осуждённых военными трибуналами с применением отсрочки исполнения приговора до окончания войны». До октября 1942 года эти провинившиеся бойцы воевали наравне с остальными в Действующей армии. Но теперь вспомнили и о них. В приказе с горечью и возмущением было отмечено, что многие дезертиры, а также расхитители военного имущества, пьяницы, злостные нарушители воинской дисциплины и прочие неустойчивые элементы, осуждённые военными трибуналами с применением отсрочки исполнения приговора до окончания войны, фактически избегают наказания:
Осуждённые попадают в запасные части и направляются в Действующую армию вместе со всеми честными бойцами в составе маршевых пополнений. Нередко эти люди, находясь в запасных частях, а также по пути следования на фронт, ведут разлагающую работу, а прибыв на место, растворяются в общей массе, и многие из них скрывают свою судимость. Таким образом, судебный приговор не достигает цели, подрывает авторитет суда и, по существу, наносится вред войсковым частям, куда эти люди прибывают.
Доводы и выводы, честно говоря, удивляют своей несуразностью. Прежде всего, возникают большие сомнения по поводу того, что люди, осуждённые военным трибуналом, направляясь в Действующую армию, «ведут разлагающую работу». Зная обстановку в то время, особенно в районе боевых действий, такое утверждение можно рассматривать как бредовое. Тем более несколькими строками ниже заявлено, что такие бойцы стремятся «раствориться в общей массе». Довольно странный способ «раствориться» — «вести разлагающую работу»! (Тем более неясно, что под этими словами подразумевается).
В общем же смысл приказа № 323 достаточно прозрачен: нужно срочно пополнить штрафные формирования — роты и батальоны советских «камикадзе». Поэтому всех «отсрочников» в обязательном порядке следовало отправлять в штрафные части сроком от одного до трёх месяцев.
Конечно, приказ «Ни шагу назад!» и последовавшее за ним создание штрафбатов сегодня подвергаются резкой критике со стороны многих историков. Но у этого документа есть немало сторонников. В том числе и среди серьёзных западных политиков, которые подчёркивали его необходимость в тяжёлых условиях панического отступления Красной Армии. Например, в беседе с американским профессором Урбаном бывший посол в СССР А. Гарриман следующим образом оценил действия Сталина по созданию штрафных формирований и заградительных отрядов:
— Мы знали, что Сталин в тылу имел своих секретных агентов, готовых стрелять в свои собственные войска, если они будут отступать. Мы были шокированы, но мы понимали, что это заставляет Красную Армию сражаться. Именно это было самым главным.
— Но не было ли это замечание Сталина признанием упадка морального духа в его войсках?
— Нет. Сталин хотел, чтобы они сделали невозможное; он был преисполнен решимости дать ещё один толчок наступлению, которого нельзя было добиться другими средствами. Наши военные, консультировавшиеся с немцами после войны, говорили мне, что самым разрушительным в русском наступлении был его массовый характер. Русские шли волна за волной. Немцы их буквально косили, но в результате такого напора одна волна прорывалась…
Меж двух смертей: «блатные» выбирают фронт
Вернёмся из первых штрафных частей в гулаговские лагеря. Теперь нам уже ясно, что заколоченные крест-накрест лагерные ворота с надписью «Все ушли на фронт» — это, мягко говоря, поэтическая вольность Владимира Высоцкого. Во-первых, на фронт уходили далеко не все. Например, осуждённые по «политической» 58 статье полностью лишались права «кровью искупить перед Родиной свою вину». Ведь они же были «контрики», или — как их называли «вертухаи» и «блатные» — «фашисты». Таким образом, наиболее сознательная часть заключённых, которая действительно рвалась на фронт и желала с оружием в руках защищать Отечество, была вынуждена оставаться «за колючкой».
Что касается «блатного братства», или «законников», то эти арестанты менее всего стремились на фронт. Как мы помним, для «вора в законе» служба в армии считалась несмываемым позором, он ни при каких условиях не имел права по «воровскому закону» брать оружие из рук власти. Соображения патриотизма в расчёт не брались.
Однако «отсидеться» и выжить в ГУЛАГе первых военных лет было едва ли проще, чем на передовой. Отбывавший в то время наказание Лев Разгон рассказывает:
Рабочий день был установлен в десять, а у некоторых энтузиастов и в двенадцать часов. Были отменены все выходные дни. И конечно, немедленно наведена жесточайшая экономия в питании зэка.
К осени людей начала косить пеллагра. Мы тогда впервые услышали это страшное слово и со страхом стали у себя обнаруживать начальные, а затем прогрессирующие следы этой «болезни отчаяния»…
В течение двух-трёх месяцев зоны лагеря оказались набитыми живыми скелетами. Равнодушные, утратившие волю и желание жить, эти обтянутые сухой серой кожей скелеты сидели на нарах и спокойно ждали смерти. К весне 42-го лагерь перестал работать. С трудом находили людей, способных заготовить дрова и хоронить мёртвых. («Хранить вечно»).
Не менее страшную картину рисуют и статистические данные. В 1940 г. в лагерях ГУЛАГа умерло 46.665 человек. В 1941 году ГУЛАГ похоронил (по официальным данным! 100.997 человек. В 1942-м — 248 877… В Богоёловлаге в 1941 г. умерли: в октябре — 247 человек; в ноябре — 458; за первую половину декабря — 495. В этом же году в Ураллаге умерло 1.510 человек; в Сызранском особлагпункте — 1.039.
Значительно сократились нормы питания, в то же время нормы выработки постоянно возрастали. В 1941 году выработка на один отработанный человеко-день составляла 9 руб. 50 коп., в 1944-м — 21 руб.