И все же тогда Труш прекратил преследование. Это решение далось ему нелегко, а теперь он за него расплачивался, взвалив на свои плечи неблагодарную задачу служить посредником между инспекцией «Тигр» и напуганными жителями Соболиного. Даже когда прибыло подкрепление, все шишки доставались именно ему — человеку, которого все знали лично. Труш и его команда неоднократно привлекали местных жителей к ответственности за браконьерство и незаконное владение оружием, что, разумеется, подливало масла в огонь. Труш предстал в парадоксальной двойственной роли врага и спасителя; и некоторые тут же назначили его козлом отпущения. Как и еще кое-кто в поселке, жена Маркова считала именно Труша ответственным за несчастья, свалившиеся на Соболиный. «Она поливала меня грязью, словно этот тигр был моей домашней зверушкой. Обвиняла в том, что я дал ему уйти и поэтому случились все эти беды, — вспоминал Труш их первую встречу. — Она утверждала, что Марков не стрелял в тигра первым, что тигр просто напал на него. Она так кричала, что не было возможности толком объяснить ей, что произошло на самом деле. Думаю, у нее был нервный срыв из-за смерти мужа, и она винила во всем нас».

Труш был недалек от истины, но криками дело не ограничилось. Как по заказу, в местной газете появилась статья под язвительным заголовком «Тигр ест, пока Тигры пьют», и это было лишь начало. Поползли слухи. Теперь речь шла не только о безопасности, на кону стояла репутация инспекции «Тигр» и лично Труша. Теперь он просто обязан был уничтожить тигра, пусть даже и ценой собственной жизни.

Спустя сутки после обнаружения тела Почепни в Соболином появились два «урала» и грузовик с открытым верхом, набитые вооруженными людьми. На всех дорогах, ведущих в поселок, были установлены блокпосты, чтобы не пускать случайных людей в опасную зону. Никогда еще нападение тигра не вызывало такого скопления вооруженных отрядов, так что посторонний свидетель мог ошибочно предположить, будто в Соболином накрыли террористическую ячейку. Этим власти продемонстрировали не только серьезность своего намерения не допустить новых жертв, но и уважение к противнику. Теперь уже никто не смел недооценивать возможности тигра; никто не сомневался в его кровожадности. Этот зверь по своему хотению исчезал и появлялся с единственной целью — напасть на опытного охотника и сожрать. Несмотря на ранение, он был способен день и ночь оставаться на ногах в условиях жуткого холода. Случись такое в другую эпоху взаимоотношений между тигром и человеком, ему приписали бы сверхъестественную силу — вот уж кто как нельзя лучше подходил на роль игуля.

Подкрепление прибыло аж из Владивостока, находившегося на расстоянии целого дня пути. Вместе с другими подразделениями инспекции «Тигр» приехал и ее глава, Владимир Щетинин, — человек, которого и друзья, и враги называли Генералом. Это прозвище Щетинин получил за свое пристрастие к военной форме и колоритным офицерским фуражкам, в которых он выглядел выше, чем на самом деле. Как начальник инспекции «Тигр», он был единственным человеком в Приморье, имеющим право издать приказ на отстрел амурского тигра. Щетинин принадлежит к тому же поколению, что Иван Дункай и Дмитрий Пикунов, и ему чудом удалось избежать сталинских репрессий. Он на целую голову ниже Труша, носит длинную седую бороду и длинные волосы, что придает ему сходство с православным священником — впрочем, это впечатление рассеивается, стоит ему заговорить. Он заваривает два чайных пакетика на маленькую чашку и при разговоре не стесняется в выражениях. Когда пара прекраснодушных британских журналистов задали ему вопрос, что, по его мнению, может спасти амурских тигров, ответ их обескуражил: «СПИД». «Неужели вам не жаль человечество?» — спросил один из них. «Да не очень, — спокойно отозвался Щетинин. — Особенно китайцев».

Близость Китая и его сильное влияние вызывают ощутимую тревогу в Приморье, где многие местные жители рассуждают так же, как Щетинин. До открытия границ с Китаем в результате горбачевского сближения с Пекином в 1989 году Россия практически не знала такого явления, как браконьерская охота на тигров. С тех пор экспорт (далеко не всегда легальный) самых разнообразных природных ресурсов Приморского края приобрел космические масштабы, а местные русские обнаружили, что проигрывают китайцам на всех фронтах: в энергии, деловой хватке и неутолимом аппетите ко всему, от женьшеня и морского огурца до амурских тигров и русских шлюх. В семидесятые годы, после военного конфликта на Даманском и стягивания войск к границе, была популярна шутка: «Оптимисты изучают английский, пессимисты — китайский, а реалисты — автомат Калашникова» [137] .

В настоящее время неравенство между Россией и Китаем перевернулось с ног на голову по сравнению с тем, что было лет сто назад, когда Поднебесную называли «неизлечимым больным Азии». Теперь так называют русских, и именно они боятся раствориться под напором своих соседей.

Из-за непрерывного оттока природных ресурсов самыми разнообразными маршрутами Приморский край и сегодня напоминает колониальный аванпост, до которого, невзирая на все его богатства и экологическое значение, далекой столице нет особого дела. Контрабанда животных в современной Азии — это многомиллионный бизнес, причем примерно три четверти экспорта идет в Китай, превратившийся в настоящую черную дыру для многих исчезающих видов. В то время как бесценное наследие Приморья — лучшая древесина, икра, животные — вывозится за границу, его жители взамен радостно получают второсортные товары: подержанные японские автомобили, корейские автобусы, китайский текстиль и одежду, а также свежие фрукты, перенасыщенные пестицидами и тяжелыми металлами. По причине ограничений на импорт русские вынуждены выступать в унизительной роли вьючных мулов, которые тащат все это добро на себе.

Даже при том, что численность русских на Дальнем Востоке неуклонно сокращается в силу высокой смертности и миграции, захудалые приграничные китайские городки, в которых до перестройки проживало не более десяти — двадцати тысяч человек, превратились в сверкающие неоновой рекламой торговые центры, на порядок увеличив свое население, и количество их продолжает расти. В эти обновленные города едут в шоп-туры под присмотром заботливых гидов группы русских туристов, чтобы накупить товаров, которые постсоветская промышленность и торговые сети не могут им предложить. Между тем Северная Корея, находящаяся в самом низу негласной азиатской иерархии, поставляет дешевую рабочую силу на рынок труда — преимущественно для лесодобывающей промышленности. «Что произошло с российским Дальним Востоком? [138] — задается вопросом Джон Стефан в книге, посвященной истории этого региона. — Почему его развитие не пошло по сценарию Британской Колумбии или Хоккайдо? Как случилось, что эти богатейшие земли, населенные одаренными и трудолюбивыми людьми, соседствующие с экономически развитыми странами, производят впечатление задворок третьего мира?»

На этот вопрос не существует однозначного ответа, но сложившаяся ситуация отдается болью в сердцах множества россиян, продолжающих смаковать сладкую горечь национальной гордости и — в случае старшего поколения — сохраняющих веру в то, что некогда они были пионерами великого и благородного социального проекта. Для Владимира Щетинина, чья жизнь прочно переплелась с историей страны, утрата статуса региона и порядка в нем стала ноющей язвой в душе — не в последнюю очередь из-за урона, наносимого тайге. Сейчас, как никогда, больше всего на свете — за исключением разве что собственных внуков — его беспокоит судьба амурского тигра и еще более редкого его родственника, амурского леопарда. Разрываемый на части этим беспокойством, запретом Москвы на отстрел тигров, глубоким чувством ответственности за жизнь людей и необходимостью избавить их от страха, он должен был решить судьбу тигра-убийцы и всех местных жителей.

Глава инспекции «Тигр» неизменно старался обеспечивать своих подчиненных всеми необходимыми полномочиями. Поэтому 5 декабря, как только Труш сообщил ему о нападении на Маркова, он факсом отправил в Москву запрос на отстрел амурского тигра. Б тот момент у него еще не было подробной информации о случившемся, но Щетинин был хорошо знаком с федеральной бюрократической системой. Он понимал, что ответа из столицы можно ждать неделями, и решил подстелить соломки. Даже его недоброжелатели были потрясены, когда всего спустя четыре дня, 9 декабря, он получил телеграмму от Валентина Ильяшенко, главы отдела по сохранению биоразнообразия. Телеграмма была краткой и по существу: «Настоящим разрешаю отстрел тигра-людоеда в районе поселка Соболевка [уменьшительное от Соболиного]. Официальное разрешение будет выдано по получении отчета об отстреле».