Итак, если человек отказывается тренировать определенное око (плотское, ментальное или созерцательное), то это равноценно отказу смотреть, и мы вправе игнорировать мнение этого человека и лишать его права голоса в отношении общественного доказательства. Того, кто отказывается изучать геометрию, нельзя допускать к обсуждению истинности теоремы Пифагора; того, кто отказывается учиться созерцанию, нельзя допускать к обсуждению истинности природы Будды.

По-моему, наиболее важно то, чтобы трансперсональная психология избегала категориальных ошибок: смешения ока плоти с оком разума и с оком созерцания (или в более детализированном варианте, например в Веданте, избегать смешения любых из шести уровней). И когда кто-то спрашивает: «Где же ваше эмпирическое доказательство трансценденции?», не стоит впадать в панику. Надо рассказать ему об инструментальных методах нашего знания и предложить человеку лично их проверить. Если человек примет и завершит предписывающий этап, значит, он способен стать членом сообщества тех, чье око адекватно сфере трансцендентного. До той поры данный человек не готов сформировать мнение о трансперсональной реальности. И в таком случае с ним нужно считаться не более, чем, скажем, физик считается с тем, кто отказывается учить математику.

Между тем трансперсональному психологу нужно стараться избегать категориальных ошибок. Не следует представлять трансцендентные прозрения как эмпирические научные факты (а поскольку эти факты невозможно верифицировать научным путем, то, следовательно, вся область быстро зарекомендует себя полной абсурдных утверждений). Трансперсональный психолог может свободно (научно) использовать око плоти, собирая дополнительные данные; он может свободно пользоваться оком разума, чтобы согласовывать, прояснять, критиковать и синтезировать. Но ни одна из этих сфер не должна смешиваться с другими, и особенно ни одна из них не должна смешиваться со сферой созерцания. Око плоти и око рассудка не способны ни «доказать» Трансцендентное, ни очертить его, ни даже адекватно описать. В той мере, в какой трансперсональные психологи совершают такие ошибки, вся область повторяет судьбу средневековых теологий: она становится псевдонаучной и псевдофилософской, отчего и разрушается настоящими учеными и философами, и это справедливо.

Трансперсональная психология находится в очень выгодном положении: она может сохранить за собой статус науки уравновешенной и обладающей вместе с тем полнотой подхода к реальности, способной опираться на око плоти, око разума и око созерцания. И, я думаю, история мышления в конечном счете докажет, что сделать больше этого невозможно, а сделать меньше — губительно.

Не является ли наука со всем ее изощренным аппаратом всего лишь переоткрывательницей древних истин, тысячелетиями известных восточным мудрецам? Не следует ли тогда физикам отбросить научный подход и начать медитировать? Или возможно взаимодействие науки и мистицизма — может быть, даже синтез?

Я думаю, на все эти вопросы следует ответить отрицательно. Я вижу в науке и мистицизме два взаимодополняющих проявления человеческого ума, его рациональной и интуитивной способностей. Современный физик приобретает опыт познания мира, используя крайнюю специализацию рационального ума, а мистик — крайнюю специализацию ума интуитивного. Эти два подхода совершенно различны и включают в себя гораздо больше, чем просто определенный взгляд на физический мир. Тем не менее они «взаимодополняющи», говоря языком физики. Ни один из них нельзя постичь в рамках другого, ни один нельзя свести к другому; они дополняют друг друга, позволяя понять мир более полно.

Перефразируя старую китайскую пословицу, можно сказать, что мистики постигают корни Дао, но не его ветви, а ученые постигают его ветви, но не его корни. Наука не нуждается в мистицизме, и мистицизм не нуждается в науке, но человеку нужно и то и другое. Мистический опыт необходим для понимания глубинной природы вещей, а без науки не обойтись в современной жизни. Следовательно, нам нужен не синтез, а динамическое взаимодействие между мистической интуицией и научным анализом.

Хотя обширные антропологические исследования фаз измененного сознания и не были объединены под общей рубрикой трансперсонального, они тем не менее предоставили значительный кросс-культурный материал, на котором основывалась трансперсональная теоретическая работа в других дисциплинах.

Общество может препятствовать такому опыту и его интеграции, систематически игнорируя или отказываясь санкционировать те состояния сознания, которые этот опыт порождает. Мы, например, живем в относительно монофазном обществе, которое ограничивает опыт и знания узким диапазоном феноменологических фаз. Для нашей культуры в целом единственным состоянием сознания, подходящим для получения информации о мире, является «нормальное бодрствующее сознание».

Огромное антропологическое значение имеет тот факт, что большинство человеческих сообществ опирается на множественные реальности, непосредственно переживаемые отдельными или всеми его членами на основе полифазного сознания. Большинство сообществ требует интеграции опыта («объединяющего сознания» по Мэслоу), порожденного двумя или более альтернативными состояниями (например, интеграция бодрствующего, медитирующего и спящего сознания в тибетском тантризме). Не исключено, что недостаточная интеграция полифазного опыта может привести к психопатологии. Развитие объединяющего сознания требует адекватного пропускания информации через различные фазы; мы назвали этот процесс кросс-фазированием. Общества, признающие уникальность переживаний, порождаемых альтернативными фазами сознания, склонны социально модулировать информационный поток между состояниями: 1) посредством контроля перехода из одного состояния в другое, посредством ритуалов (например, погружение в сон, коллективные танцы и прием психоактивных веществ в социально контролируемых условиях, применение общественно принятых техник достижения альтернативных состояний и т.д.) и 2) посредством обеспечения системы полифазных символов, вокруг которых организуется информация об опыте; она передается от фазы к фазе, как того требует интеграция. Недостаточное внимание к кросс-фазной функции символизма часто приводило к непониманию некоторых довольно распространенных культурных феноменов. К примеру, антропологи время от времени задавались вопросом, действительно ли шаман верит в силу своего лечения, зная, что пользуется ловкостью рук. Этот кажущийся парадокс исчезает, как только мы осознаем, что терапевтическая режиссура в состоянии бодрствования может обеспечить элементы непосредственного и терапевтического опыта в альтернативных фазах (скажем, сна или транса).

За очень редким исключением, работа большинства антропологов отражает этноцентрический уклон в сторону одного состояния сознания. Это достаточно странно, если вспомнить, что антропология — старейшая из трансперсональных дисциплин. Хотя большинство антропологов обычно фиксируют описания трансперсональных переживаний, предоставляемых информаторами, немногие видят необходимость в рискованном погружении в те состояния сознания, откуда, собственно, и берутся эти переживания. Это различие крайне важно в теоретическом и методологическом отношении, поскольку потеря антропологами, сконцентрированными на каком-либо одном состоянии сознания, интуитивного понимания способов интеграции множественных реальностей стала главным препятствием в создании комплексной теории сознания и культуры.