И вдруг заметила его быстрый взгляд, тут же спрятавшийся, а в нем — тайное недоумение. Наверное, что-то не так сделала? Но что?

Ел он так же бодро, как и говорил, но в этой бодрости, в этой демонстрации голода чувствовалось что-то искусственное.

— Не понимаю, — сказал он вдруг.

— Чего?

— А где твои вопросы, где упреки?

— Какие?

— Но ты же заметила, что я выпил, я же видел, что заметила!

— Ну и что?

— Спроси: где и с кем? Ты же не можешь, чтобы не спросить!

— Если тебе так хочется, спрошу: где и с кем?

— С Чукичевым! Пивом угостил, представь себе! Вот и все объяснение.

— Ну и хорошо, — сказала Лиза, не понимая, отчего он так злится.

— А может, я не у Чукичева был? Разве мне можно верить? Мне нельзя верить!

— Почему?

— Потому что ты подозреваешь всегда черт знает в чем!

— Я не буду тебя подозревать, успокойся!

— Неужели? Тогда я вот поем сейчас и пойду гулять. Один. Просто гулять. Можно мне это?

— Почему бы и нет?

Он швырнул вилку.

Помолчав, спросил:

— А почему это у тебя все-таки курсов сегодня не было?

— Отменили, я же сказала.

— Васенька заболел?

— Не знаю.

— То есть?

— Послушай, я ведь не задаю тебе лишних вопросов, не задавай и ты.

— Та-ак! — Он встал и заходил по кухне. Два шага — поворот, два шага — поворот. — Ты то есть предлагаешь взаимную свободу?

— А у нас ее нет?

— Нет. Потому что ты вечно требуешь отчета за каждый мой час! Где был, с кем был, что делал, что говорил! Ты унижаешься до того, что у дочери выспрашиваешь, куда папа вечером уходил, на сколько! Ты даже рада, что не очень занята в театре, лишь бы побольше дома быть!

— Я больше не буду унижаться. Из-за чего? Из-за такого сокровища?

— Ты о ком?

— О тебе.

Он сел с лицом совершенно ошарашенным.

— То есть в каком смысле — сокровище?

— В уничижительном. Ты смотрел на себя в зеркало? Тебе тридцать пять лет, а ты выглядишь на сорок. И даже больше. Ты пощупай, какое ты пузо распустил. Что, лень чуть-чуть физкультурой заняться?

Он молчал.

А потом вдруг сказал чуть ли не с нежностью:

— Лапсик мой!

И посмотрел на нее выжидательно.

В каждой семье, у каждой пары, думала Лиза, есть кодовые слова, словечки, обороты, которые что-то обозначают. Сейчас он явно произнес именно такие кодовые слова. И она должна соответствующим образом реагировать. Но — как?

И она стала мыть тарелки.

— Лапсик мой! — с нажимом повторил Игорь.

Она промолчала.

— Ладно, — сказал он. — Надеюсь, мадам, вы разрешите мне часик вздремнуть в одиночестве?

— На здоровье.

— Слушай, что с тобой сегодня?

— Просто болит голова. Может у человека болеть голова?

— Может, — разрешил Игорь, хотя в ответе его слышалось глубочайшее в этом сомнение.

Потом пришла Настя, Лиза покормила и ее.

— Как дела в школе? — спросила.

— Нормально.

— Отметки за год хорошие будут?

— Нормальные.

— Как тебе картошка?

— Нормально. У Степы день рождения сегодня.

— Это хорошо.

— Ничего хорошего. Мне подарить нечего.

— Что ж. Отец, возможно, вечером достанет денег.

— Мне сейчас нужны.

— Где же я возьму?

— К тете Вале сходи.

(Где эта тетя Валя? Кто она? Соседка?)

— Нет, извини.

— То есть как нет? А что я буду делать?

— Ты скажешь: Степа, у родителей нет ни копейки, поэтому подарок я тебе как-нибудь потом подарю, а пока прими от меня поцелуй. И в щечку его.

— Двоюродного брата?

— Ну и что? Братский поцелуй. То есть сестринский.

— Там его родители будут. Потом уйдут, но сначала будут.

— Ну и что?

— Ты хочешь, чтобы я при них, при папашином братце сказала, что у вас денег нет?

— Да. Что такого?

— Чтобы он обрадовался, что вы совсем на мели?

(Хорош братец, однако, радующийся бедности своего брата!)

— Пусть радуется, мне-то что?

— Слушай, мне это нравится! Давно пора! А то выпендриваемся неизвестно перед кем!

— Вот именно. Мы бедные, нечего это скрывать. И думать об этом — нечего. Лучше разбогатеть.

— А получится?

— Я тебе обещаю.

— Да? Слушай, а ты иногда бываешь совсем нормальная! А можно я приду в одиннадцать?