И вот наступает тишина. Оглядываю зал. Никто больше не просит слова. Предложений тоже нет. Объявить перерыв? Скажем, минут на тридцать. Но на часах начало четвертого утра. Делать такое предложение в таких условиях было бы обосновано только тогда, когда есть надежда, что перерыв что-то принесет. Но откуда она, эта надежда? Нет, лучше постараться разрубить узел с ходу. Пусть даже необычным способом.

Пододвигаю микрофон. Говорю:

— Уважаемые коллеги. Все вы слышали все, что здесь только что было сказано.

Пауза. Кто же с этим не согласится? Все всё действительно слышали. Это бесспорно. Продолжаю:

— Предлагаю перейти к следующему пункту повестки дня.

Председательский молоток уже занесен на виду у всех. Я опускаю его через несколько секунд, необходимых для того, чтобы мои слова были переведены синхронными переводчиками на остальные пять рабочих языков совещания.

Полная тишина в зале сменяется нарастающим шумом. Застывшие было делегаты приходят в движение.

Я еще в напряжении. Нет ли поднятой руки с протестом против такого решения, вернее, против такой развязки остро конфликтной ситуации, не оспаривает ли кто, что консенсус был, что проблема осталась позади?

Но нет, я вижу по лицам, что это гул удовлетворения. Это дает мне право предложить перейти к следующему пункту повестки дня — предпоследнему пункту: одобрение проекта Заключительного акта Общеевропейского совещания со всеми самыми последними к нему дополнениями.

Этот документ — теперь его знает весь мир, — только накануне сведенный вчерне воедино в толстый, многостраничный кирпич в мягкой обложке, принесен представителем исполнительного секретариата. Я показываю многим десяткам дипломатов, сидящим в зале, плод их многолетнего труда, результат усилий министерств иностранных дел, правительств, руководителей 35 стран Европы и Северной Америки, усилий народов этих стран. Его обложка зеленого цвета — это зеленый свет третьему этапу.

«Нет ли возражений против принятия нами этого проекта и представления его на утверждение на высшем уровне в Хельсинки?»

Одобрительные голоса.

Удар молотка! Очень сильный! Как выдержала ручка?! Второй этап общеевропейского совещания завершен. На пути в Хельсинки больше нет никаких препятствий.

Последний пункт нашей повестки дня я предлагаю снять. Он предполагал торжественную церемонию закрытия второго этапа Совещания. Для чего она, эта церемония? Торжество будет в столице Финляндии, в Европе, и больше чем в Европе.

Все соглашаются со мной.

В вышедшей в Италии книге «Дневники переговоров (Хельсинки — Женева — Хельсинки, 1972–75)» про финал нашей работы будет написано: «Ввиду позднего времени не было поздравительных речей, за исключением выступления представителя Святого престола. То, что было, однако, у всех на уме, это то, что после 22 месяцев работы переговоры в Женеве завершились наилучшим образом. Воды Женевского озера еще не успокоились, однако было ощущение, что хорошо, что все разногласия во всем объеме вышли наружу именно на втором этапе СБСЕ: ведь в ходе его запальный шнур был разрублен ради мирного завершения Совещания в Хельсинки, на котором действительно сосредоточилось бы внимание всего мира» [8] .

Правильно будет написано. А пока мы все еще в Женеве. Выходим из зала заседаний в фойе. То самое, где в течение стольких дней и ночей нас поджидали многочисленные журналисты. Там пусто. Совсем разуверились. Потеряли надежду. Даже самые стойкие и прозорливые не думали, что эта ночь может стать последней в столь длительном и изнурительном дипломатическом состязании.

Но нет. Вот кто-то появляется из дальнего конца фойе. Протирая глаза, приближается ко мне.

Это наш! Женевский корреспондент агентства ТАСС. Самый упорный в мире! Какой молодец!

— Ну как, Юрий Владимирович, когда следующее заседание?

— Все кончилось, — отвечаю. — Теперь надо ехать в Хельсинки.

Не верит. Неуверенно уточняет:

— И об этом можно сообщить?

— Конечно же, сообщайте. Я еду писать телеграмму в Москву.

Журналист исчезает. Итак, Телеграфное агентство нашей страны оказалось не только первым, но и единственным обладателем информации, которая интересовала весь мир. В этой связи мне рассказали позже следующее. Мы уже знаем: в Москве вестей из Женевы ждали с нетерпением. Ими интересовалось высшее руководство. Поэтому, как только тассовское сообщение поступило в столицу, его немедленно доложили руководителю ТАСС с вопросом, как им распорядиться. Это означало прежде всего — как доложить Л. Брежневу, ну и, конечно, передавать ли на весь мир. Последовал вопрос: что сообщают другие агентства? Проверили. Оказалось, ничего. Так что же, имеется только сообщение ТАСС? Да, только это. Случай показался столь необычным, что последовало указание: проверить в МИД правильность информации. Действовать только после этого. Но это к слову. Женевский корреспондент ТАСС был награжден орденом.

Вернемся, однако, в Женеву. Быстро попрощавшись с коллегами, мы спешим в представительство. Шифровальщик обычно ждал возвращения делегации. Я написал краткую телеграмму: 21 июля в 3 часа 45 минут второй этап Общеевропейского совещания завершил свою работу. Подумав, добавил: под председательством делегации СССР. Какую же поставить подпись? Формально руководство делегацией уже поручено мне, но Ковалев еще в Женеве. Будить его не хотелось. Зачем? Поставил подпись: А. Ковалев. Сказал, чтобы отправили немедленно.