Правда, его любимых героев – джеклондонских бродяг Севера – она знала слишком поверхностно, чтобы судить о них, зато охотно и внимательно слушала рассуждения Алексея о мужестве и доблести отчаянных мужчин. Противоречивые нравы светониевых цезарей, о которых прилежный курсант мог бы рассказывать часами, волновали ее куда меньше, чем будущего офицера. Но она отдавала должное его знаниям, восхищаясь ими и так же легко впитывая информацию, как растение в вазоне принимает влагу. Однако больше всего Алексея тронуло одно откровение девушки. Однажды Аля показала ему свою любимую книгу – «Тайс Афинскую» Ивана Ефремова, которая была ее единственной собственностью, остальные она брала в библиотеке. На эту же, пришло в голову курсанту, раскошелилась, наверняка в ущерб одежде или питанию. Зато сама книга имела вид подлинного сокровища, она была тщательно обернута и переложена множеством разноцветных закладок; открыв любую из них, можно было сразу попасть на отмеченный тонким карандашом, искомый кусочек текста. Один из них Аля зачитала, он заканчивался словами: «Действительно, у них нет гетер! Там все жены – гетеры, вернее, они таковы, как было у нас в древние времена. Гетеры были не нужны, ибо жены являлись истинными подругами мужей». Алексей мельком заглянул в книгу и увидел, что последнее предложение подчеркнуто несколько раз. Аля же, сама зардевшаяся и несколько возбужденная прочитанным, объяснила, что успешная, постигшая тайны любви-страсти гетера Тайс с изумлением узнала от Праксителя, что у этрусков не было гетер. «В этом коротком эпизоде заложен величайший смысл: для правильных и здоровых семейных отношений необходима крепкая дружба во всех мирах, от духовного до постельного». Она произнесла эти слова с широко распахнутыми, по-детски наивными и вместе с тем очень серьезными глазами. И Алексей, который еще толком не понял ни отрывка, ни ее рассуждений, уловил совсем другой, важный для него сигнал – поразительно продуманное отношение к семье.

Покончив с цитатами, она вдруг спросила, глядя на Алексея в упор: «А ты веришь в возможность дружбы между мужчиной и женщиной? Настоящей, на всю жизнь?». «Не только верю, но и ищу такой дружбы», – с готовностью признался курсант и заглянул в ее пылающие глаза. Девушка отвела взгляд в сторону, а Алексей внезапно почувствовал озноб, как больной с высокой температурой. Никогда он не предполагал, чтобы еще совсем юная девочка, только-только вставшая из-за парты, могла так много и основательно думать о жизни. И они долго еще спорили о любви, просеивали сквозь сито двойного восприятия все, что знали об успешных и недостойных отношениях, о честности и преданности, о верности и подлости… Но даже не это было самым важным, а то, что им было о чем поговорить. Неожиданно выяснилось, что им достаточно друг друга. Аля оказалась подготовленной и находчивой собеседницей, готовой к острой полемике. Но, к его удивлению, до жестких споров у них не доходило: девушка умела так обыграть ситуацию, что и он совершенно непостижимым образом оставался на пьедестале, поддерживаемый ее ободрением и восхищением, и обсуждаемая тема никак не страдала. Книги, спорт, формулы преодоления трудностей и выбор алгоритма построения будущей жизни являлись бездонными, объединяющими, нескончаемыми темами. Их роднила активность и неистребимое желание яростно жить и формировать вокруг себя не просто область счастья, но неприкосновенное пространство. Развлечения, отдых, материальные приобретения если и присутствовали, то лишь как привязка к чему-то глобальному, вселенскому, осмысленному. Порой Алексею чудилось, что встреча с этой, еще до конца не сформированной девочкой встряхнула его изнутри, заставила сделать крупную ревизию мировоззрения, скорректировала общее миропонимание и смысл существования. «Верно, встреча эта судьбоносная, вечная», – думал он, когда быстрым шагом преодолевал дистанцию к большим входным воротам на улице Каляева.

Впервые Алексей оказался у Али в гостях в середине лета: юная хозяйка, накинув кухонный фартук, жарила отменные, сказочно сочные сырники. Он сидел на крошечной кухне между маленьким старым холодильником и столом и плотоядным взглядом притаившегося в засаде зверя наблюдал, как проворная девушка управлялась с мукой, тестом, творогом, сахаром. Аля была в обтягивающих спортивных брюках и футболке без рукавов, и когда ей приходилось поворачиваться к гостю спиной, чтобы перевернуть пышный сырник или убрать его со сковороды, электрический ток необузданного желания пронизывал курсанта насквозь с головы до низа живота, рассекал его одичавшую в лесах страсть надвое. Давно обделенный нежностью и тайно мечтающий о женской ласке, курсант чуть не умер, когда увидел пятнышко из муки, самым непостижимым образом оказавшееся чуть выше верхней, гиацинтовой, почти младенческой губки. Ах, как бы он желал убрать это пятнышко своими губами. Но это была бы слишком смелая провокация, за последствия которой даже Алексей, приученный к военной дисциплине, не ручался. Потому, когда она приблизилась к столу, он позволил себе лишь легким, почти случайным движением пальца смахнуть белую метку: она поняла и подарила в ответ бесподобную улыбку, от которой сердце завизжало, как тормоза резко сдерживаемой машины. Как же она благоухала! Как трепетала в ней цветущая, переливающаяся красками эмоций, пробуждающаяся женственность! И какую невероятную борьбу вел он с собой, считая, что усмиряет своих распоясавшихся демонов. Алексей не смел делать даже попыток прикоснуться к обожаемому объекту – она уже приняла облик святой и выглядела слишком хрупкой, слишком драгоценной для будничного пользования, а он боялся рисковать, чтобы не потерять ее. А еще он считал необходимым выпавшее на его долю великое испытание мужской натуры, силой загоняя в душную темницу собственные желания.

Ее многослойный душевный мир очень скоро стал крупным открытием. Необитаемым островом в океане грез, с обморочно манящим климатом и сочными плодами. Но незащищенным от ветров… Выяснилось, что эта девушка жила на свете совсем одна. Меркантильная тетка, сестра отца, не в счет, зато нельзя было обойти вниманием стратегическую договоренность с нею: та своими связями и умением совать деньги обеспечивала поступление в медицинский институт и содержание будущей студентки, взамен брала деньги за квартиру Али, на самом деле уже проданную. Аля внезапно оказалась бездомной сиротой. Правда, она не видела в этом жизненной трагедии, смело заявив, что образование для нее важнее, а все, что можно купить за деньги, будет куплено позже. «Все, что можно купить за деньги, слишком дешево стоит», – сказала она, запнувшись. Алексей уловил чужие мысли и понял, что не все в этой истории однозначно, но поднимать неприятную для нее тему не осмелился. Вопрос о родителях отдавался в Але мучительной, траурной болью в темных провалах ее глаз всякий раз, когда она вспоминала о них. Мама умерла от рака груди, когда девочке было всего двенадцать лет, и горечь от ее раннего ухода оставила болезненное, неистребимое клеймо в душе Али. Отец, утверждавший, что любил ее больше жизни, оказался неисправимым алкоголиком, готовым пропить даже свою душу. Он, пожалуй, всех по-своему любил. И никого при этом не замечал. Как определила Аля, он брел по жизни тяжело, неизвестно куда, никогда не глядя вперед дальше, чем ступали его ноги. И жизнь в конце концов сыграла с ним злую шутку: позапрошлой зимой он, будучи на добром подпитии, фатально поскользнулся в гололед прямо на ступеньках их парадного и, ударившись затылком о бетонный угол, уже больше никогда не поднялся. Через два дня Аля все с той же теткой, его сестрой, сама уже, как взрослая, участвовала в организации похорон… «Так вот откуда ее феноменальная взрослость, жесткость самоорганизации и такое упорство в преодолении трудностей! Вот откуда ее небывалая ответственность!» – мелькнуло в голове у Артеменко, и он еще больше влюблялся в девушку. Когда Аля говорила о маме, в уголках ее глаз таилась мимолетная печаль, которая быстро сменялась присущим ей неистребимым оптимизмом: «Мне некому было жаловаться, ведь мама умерла, а отцу-алкоголику много ли расскажешь о девичьих переживаниях и страхах? А потом однажды Наталья Леонидовна, мой тренер по плаванью, сказала замечательную вещь, которую я запомнила на всю жизнь: „Любая трудность становится в десять раз труднее, если относиться к ней как к несправедливости. Не бойся трудностей, потому что человеку дано свыше их ровно столько, сколько он может вынести”». Доверие между Алексеем и Алей росло, и откровениям предшествовали долгие беседы и затем не менее продолжительные размышления наедине. Однажды, когда молодые люди перебрасывались фразами о своих семьях, у них завязался долгий, неожиданно взрослый разговор на тему моделирования совместной жизни Адама и Евы. Начав его, как партию в шахматы, они обнаружили к окончанию беседы столь ясную душевную обнаженность друг друга, что их пробил озноб. Аля призналась, что мечтает и сделает все, чтобы создать семью, в которой отношения будут противоположны тем, которые она наблюдала у отца и матери. Сказанное вполне могло бы составить приличный манифест, подобный которому Артеменко никогда не слыхивал в стенах казармы. Больше всего его потрясла фраза девушки о том, что она хотела бы… стареть вместе с любимым человеком. Это было столь неожиданно и проникновенно, что он в порыве эмоций чуть не заключил ее в объятия; она вся дрожала, как от невыносимого холода, и он сам тоже не мог унять дрожь от того феноменального совпадения мыслей, случившегося у них. Курсант не верил в Бога, но ему казалось, что кто-то свыше руководит их мыслями и поступками. Алексею чудилось, что их вместе связали невидимым проводом и включили его в розетку – обоих здорово тряхнуло током. В тот вечер он сказал Игорю, что уже знает, с кем хотел бы связать свою жизнь навсегда. Имя девушки теперь было вписано в сознание ярким фломастером, он думал он ней постоянно и нигде не мог избавиться от настойчивых мыслей. Артеменко думал о ней на тактическом поле, когда руководил учебным захватом командного пункта на импровизированной военной базе. Она была с ним, когда он отчаянно запрыгивал в люк БМД, резко наводил скорострельную пушку на цель и посылал огненную очередь – серию амурных звездочек, выпрыгивающих из ствола со скоростью пятьсот неподражаемых поцелуев в минуту. Ее образ не покидал его ни в момент прыжка из самолета на километровой высоте, ни в бессонном карауле… Отныне она незримо присутствовала везде, словно ангел…

Да, она шла по жизни дерзко, научилась быть непритязательной и неунывающей. Но то, что у нее не было подруг, почти совсем не было, несказанно удивило Алексея. И обрадовало. Тут также веяло сходством с ним самим. «Подруги необходимы для совместного веселья, беспечных дискотек, миндальных вечеринок. Когда же в глаза тебе заглядывает настоящая жизнь, мало кому хочется окунаться в трудности, да еще чужие», – рассудительно объяснила девушка. «Так ты привыкла быть одной?» – «Нет, отчего же? Бывает, что я тоже в вечеринках или дискотеках участвую. Приятельниц у меня хватает. Вот только меня лично такая жизнь не очень впечатляет. Потом у меня всегда были тренировки, сборы, любимые книги… В общем, да. Чаще я люблю быть наедине с собой, чем с девчонками, – они мне кажутся невзрослыми, глупышками». Алексей опешил, неужели даже для него места не найдется в этом образцово выложенном узоре жизненного уклада. Угадав его опасения, девушка засмеялась: «Нет, ну с тобой мне тоже интересно проводить время, если только… если только и тебе интересно». В этот миг она была так очаровательна, как только что раскрывшийся под солнечным светом бутон; Алексей обожал ее как единственную на свете ценность.

Но Аля явно прибеднялась в отношении друзей, просто не делала из этого историй. Дружить, как выяснилось, она умела, в чем наблюдательный юноша очень скоро убедился. Однажды Алексей, хотя и обещал не беспокоить ее во время вступительных экзаменов в институт, не выдержал и позвонил из телефона-автомата, что у входа в училище. Услышав: «Приходи, только скорее», курсант примчался так быстро, как только мог, преодолев расстояние до уже знакомой двери. «Пойдем», – Аля была уже одета в свой нехитрый наряд, состоящий из потертых джинсов и немаркой, кофейного цвета блузки. В руках у нее была какая-то несуразная на вид сумка с неясным, выпуклым содержимым. «Что это?» – поинтересовался Алексей, когда сумка перекочевала в его руку: в ней было завернуто что-то теплое и твердое. «Познакомлю тебя с одним своим другом», – заинтриговала она. «Другом?» – Алексей насторожился. Но, как выяснилось, напрасно. Другом оказался великолепный, абсолютно черный кобель немецкой овчарки, обитающий в доме напротив. Его надо было покормить и выгулять. Аля объяснила, что это собака ее друзей – молодой семейной пары. Борис, офицер-связист, сейчас в Афганистане, а вот его жена Оля неожиданно попала в больницу с аппендицитом, она родом из Орла, и помочь ей тут некому. Но Алексей быстро выяснил, что если б и было кому помочь, то сделать это вовсе не так просто, как казалось. Пес Аксил оказался злым, несговорчивым и коварным – сущий Люцифер на четырех лапах. Но Алю он безумно любил, кажется не меньше, чем хозяйку. Зато Алексея по-мужски ревниво принял за соперника. Хорошо, что Аля предусмотрительно оставила парня на лестничной площадке, а то бы резвой клыкастой атаки не миновать. «Аксил! Сидеть!» – грозно крикнула она, когда через некоторое время курсант вошел в квартиру на ее зов. Команду пес выполнил по привычке, из учтивости и любви к своей временной кормилице. От нетерпения он перебирал передними лапами, почти скреб ими половик, как будто пол под ним был раскаленным. Как оказалось, он стремился поцеловать Алю, и когда она разрешила сойти с места, тут же прыгнул, изловчился и дважды лизнул ее. Девушка слабо попыталась увернуться – ей был явно приятен лохматый ухажер: один раз красный язык прошелся по вздернутому носику, второй раз жадно мазнул по щеке. «Хотел бы я быть на его месте», – сострил курсант. Она лукаво взглянула в ответ, и Алексей на какую-то долю секунды уловил приглашение, заменяющее слова: «Ну, так что ж тебе мешает? А то, может, просто не хватает смелости?» Будто понимая его намерения, Аксил осадил его устрашающе злым рыком, как только он рискнул приблизиться к девушке на дистанцию метра. «Тихо, пойдем кушать», – Аля полностью переключилась на четвероногого, тут же с готовностью завилявшего хвостом в ответ на слово «кушать».

На деле же не то чтобы поцеловать, но прикоснуться к руке Али во время получасовой прогулки было немыслимо: пес охранял ее со всей строгостью, с грубой прямотой предупреждая, что во время прогулки девушка безраздельно принадлежит лишь ему. «Гадкая тварь», – думал о нем Артеменко, хотя не мог не восхищаться этим существом, столь грациозным и легким в движениях, сколь преданным и умным. «Борису и Оле его привезли из-за границы, это чешский вариант немецкой овчарки. Правда, великолепен?! Посмотри, какой отлив шерсти! Но самое главное – он никогда не предаст!» Шерсть кобеля в самом деле была свежа и роскошна; она блестела золотистыми крапинками, и под ней Алексей угадывал отлично тренированные мышцы. И хотя абрикосовая кожа спутницы волновала Алексея много больше собачьей шерсти, он умел увлекать самого себя в сторону от вожделенного объекта и взвинчивать восхищение тем, чем действительно нельзя было не восхищаться. «А ты знаешь, он – настоящая личность, и меня это сразило наповал», – ответил Алексей, искоса разглядывая то пса, то выразительный Алин профиль, который сводил его с ума. Теперь, после двух месяцев знакомства, мысль о телесной близости с ней стала навязчивой и невыносимо ноющей. Но он боялся все испортить.

Алексей удивлялся умению своей подруги ладить с окружающим миром, спокойно вступая с ним в неконфликтные взаимоотношения, – в ней изнутри светилась изумлявшая его тяга к гармонии. Точно так же, как в нем самом присутствовала культивируемая в училище склонность к агрессии. Один раз они оказались вместе на рынке – что-то покупали к скромному воскресному обеду, да еще несколько куриных голов в подарок Аксилу. Вдруг из ворот прямо на них вышла огромная бездомная собака, облезлая, с грязными боками, разорванным, болтающимся левым ухом и явно недобрым оскалом – живой кошмар о четырех лапах. Алексей автоматически встал в позу бойца – он резко гикнул на собаку с притопом ноги, что позволило оказаться ему между зверем и Алей. Псина отпрянула, но сиплый рык недвусмысленно возвещал, что она не собирается посторониться. Человек и животное на миг застыли, приостановились, примеряясь друг к другу, а две тучные тетушки, оказавшиеся рядом, испуганно затараторили, из страха схватившись друг за друга. Алексей же метил, куда бить, если мерзкая тварь кинется на него. Но тут случилось невероятное: Аля преспокойно вышла из-за спины курсанта и приветливо обратилась к животному: «Привет! Как дела?» Собака едва заметно вильнула ей хвостом, но с места не уходила. Аля прикоснулась к руке своего спутника: «Это она из-за тебя.