По раскисшей дороге вдоль пустынного, не успевшего зацвести первоцветами берега реки мы добрались до переправы. Напряжение нарастало с каждым шагом. На том берегу к нам приблизились уже не десятки, а сотни всадников, и каждый вожделенно смотрел на заветный сундук, чуть прикрытый медвежьей шкурой и дорогими коврами. До самой большой юрты нас сопровождали в таком плотном окружении, что даже оглядеться по сторонам было невозможно. Мне нужно было выиграть еще время и привлечь к нашему появлению внимание как можно большего количества людей. Пусть они собираются в кучки, пусть обсуждают и нас, и ту дань, которую мы везем их повелителям. Пусть ослабят бдительность и не думают ни о чем, кроме сотен килограммов золота в огромном сундуке. Тогда у моих засадных отрядов будет больше времени на то, чтобы занять как можно более выгодные позиции и перекрыть все возможные пути отступления противника. Там, позади, осталась беззащитная и почти пустая крепость. И я должен проявить максимум терпения и выдержки, чтобы выждать удобный момент. За ошибку или промах придется заплатить жизнью. Ладно бы своей…

Вблизи юрта оказалась намного больше, чем я себе представлял издали. Просто громадина, метров семь в высоту и метров пятнадцать в диаметре. Они стояла в тесном окружении юрт поменьше, на ровном и сухом месте. Другие укрытия и шатры выглядели убого и куце, в сравнении с этими временными пристанищами полководцев. Верхушка командования топталась неподалеку от огромного каменного идола, по всему видно – вкопанного в землю недавно. Свои божества монголы возили с собой и ставили как один общий оберег на всю армию в любом месте, где разбивали лагерь. Вместе с командованием из знатных родов у больших штабных юрт крутились шаманы. Две или три тощие фигурки, разодетых пугалами злобных старикашек. Служители культа, потирающие лапки в предвкушении дележа добычи.

На нас смотрели тысячи любопытных глаз. Нас изучали, сравнивали. На наш счет о чем-то негромко шептались и передавали по цепочке то, что прочие оказавшиеся в задних рядах увидеть не могли. Серьезные и грубые нукеры, из тех, что встретили нас у ворот крепости, отгоняли любопытных, но особо не усердствовали, понимая, что каждому хочется посмотреть на диковинных воинов, давших отпор такой великой, чумазой армии.

– Орыс, князь, который называет себя Коварь, и твои нукеры, должны поклониться сыновьям Джу-Чи! – выкрикнул толмач, стараясь переорать галдящую толпу, собравшуюся у штабных шатров. – Поклонись великим воинам Бату, Орда, Гуюк, Менгу, Кулкану, Кадну и Бури. Поклонись, признавая в их лице своих повелителей, как послушный раб, как покорный пес, которому следует служить и быть верным! Склони голову перед величием доблестных полководцев и молись своим богам о том, чтобы даровали они милость и благожелательность твоим повелителям.

– Улыбаемся и кланяемся! – шептал я, свирепо глядя на то, как оба брата-близнеца пунцовеют прямо на глазах. – И без фокусов, олухи стоеросовые! Гнем колени и смотрим по сторонам, чтоб эта чумазня из телеги что не подрезала.

– Как же стыдно, батюшка! – шипел Мартын, бухаясь на колени и сгибаясь пополам. – Неужто нам терпеть такую муку – кланяться поганым басурманам?!

– Делай, что велят! И не вякай! – прервал его стенания Наум.

– Ну-ка цыц! И лица попроще, и доброжелательней, – закрыл я прения. По толпе зевак прокатился возглас одобрения и даже ликования. Сейчас, наверное, самый ответственный момент во всей операции, так что играть роль униженного и согбенного перед славой великих воинов раба я буду с особым усердием.

– Я, тот, кто называет себя Коварем, принес во искупление своих ошибок и в знак доброй воли это золото. И клянусь, что всякий раз, как только прибудет в эти земли великий воин, достойный своего отца воин из славного рода, обязуюсь преподносить ему в дар такой же точно сундук, не укрывая ничего и не жалея сил. В закрепление своих слов я дарую сто отборных лошадей, которых мои воины пригонят к вашему дому, о великие воины, сто рабов и сто рабынь. И вся твоя армия будет обеспечена припасами и оружием по первому требованию…

– Нам нравятся твои слова, князь, – перебил меня толмач и махнул рукой, давая знак слугам, чтобы снимали сундук с повозки. – Ты будешь принят в доме повелителей как гость, до той поры пока великие не решат, чего достойны твои дары. Отправляйся со своими нукерами в гостевую юрту и прими наше угощение.

Пятясь задом в поклоне, мы все больше и больше удалялись от шатров своих будущих повелителей. Не провоцировать, не нарываться, сбить агрессию и недоверие. Мы проиграли, мы рабы, мы ничтожество. Главное – смазать острые углы, не выдать нервозности и не дать повода думать о подвохе. Эх, зря, наверное, я взял братьев. Терпение у этих отморозков – не самая заметная черта характера. Они со мной-то препираются, а уж поганых басурман на дух не переносят. Не сорвались бы.

Возле гостевой юрты нас ждали десять хорошо вооруженных воинов. Не могу с уверенностью сказать, монголы они были или из какого другого рода-племени, но каждый из них был нам максимум до плеч. Низкорослые, коренастые, в хороших кольчугах, с тяжелыми кавалерийскими палашами смотрелись воины грозно. Угрюмые, видимо, оттого, что им велели охранять нас, а не присутствовать при дележе добычи, они не отличались особыми манерами и просто запихали нас в низкий проход стоящей на отшибе юрты, прихлопнув деревянные створки.

Оказавшись внутри, Олай быстро огляделся и, пройдя вдоль шаткой решетчатой стенки, тут же вынул нож и резанул кошму. Припав лицом к узкому разрезу, стал наблюдать за обстановкой. Я последовал его примеру. Вроде никаких тревожных событий не происходит. Толпа кочевников продолжала клубиться возле больших юрт. С шумом и гамом стали сгружать сундук с повозки. Появились конные стражники и стали оттеснять толпу, но куда там. Возбужденное происходящим, разноплеменное воинство упрямо теснилось возле ханских юрт. Защелкали плетки стражников и раздались командные голоса. Наведя относительный порядок, стали заносить сундук в главную юрту. Толпа вновь загомонила и тут же стихла. Появившийся, видимо, авторитетный предводитель, так рявкнул, что оробевшие кочевники даже попятились.