Петр сидел на корточках возле забора напротив мастерской. По всему было видно, что он уже давно меня ждал, да никак не решался войти. Небо уже потемнело, из свинцовых туч сыпалась снежная крупа, но я не замечал такой мелочи, я просто сиял от счастья.

– Люд уж слух пустил, что, дескать, чужак-волыкай боярина Дмитрия Васильевича задирает. То ли железом жжет, то ли расправу лютую учинил.

– Пошли отсюда, Петр, я, похоже, перегнул малость, так что на болоте будет в самый раз отсидеться.

– Да какой пошли, варяг! Побежали! Не то как ратники всполошатся, перед ними ответ держать нет никакой охоты. Ты там хоть никого не покалечил?!

Грязь на улице, да мостки заметно подморозило. Выйдя из кузницы, я холода не чувствовал, но вот когда уже спустились к берегу реки, понял, что двигаться придется чуть ли не в маршевом темпе, иначе замерзнем. Это сюда в город мы добрались на лодке, обратно придется ножками ковылять, а это километров пятнадцать, не меньше, а на мне одежда вся сырая.

Я не переставал удивляться терпению Петра. Он прощал мне все выходки и позволял творить в его доме бог весть что. Я старался не злоупотреблять, но порой меня просто несло. После успешных экспериментов с гончарной печью, я решил не останавливаться и продолжить в том же духе. Первой причиной моего беспокойства стало собственное не очень хорошее самочувствие. Яркими впечатлениями всплыли в памяти те страшные два дня, что я провел на берегу реки, мучаясь от кишечного расстройства. Мне требовался набор лекарств и медикаментов. Пока еще были травы, я собрал их достаточно. Начиная с конца лета, уже накопился солидный гербарий. Знаю, что часть трав следует готовить свежими, но тогда у меня еще не было спирта. Да! Я знаю, что в то время, то есть в это время, на Руси, если это Русь, конечно, еще понятия не имели, что такое спирт. Зато я прекрасно знал, что это такое, как его готовить и использовать. Как ни старался – змеевик у меня не выходил. Пришлось обойтись собственноручно изготовленной ретортой с длинным горлышком, загнутым, как змейка. В результате, после того как извел на свои эксперименты почти мешок пшеницы, сумел сделать примерно три литра вполне сносного первача. Перегнал его еще три раза, прочистил, прогнав через древесный уголь, и отложил в укромное место, для того чтобы зимой еще раз прогнать, но уже по выстуженному железу. Надежней способа очистки мне вспомнить не удалось. Здесь меня никто не ограничивал в фантазии и применении рецептов, в двадцать первом веке весьма опасных и даже незаконных. Настойки полыни, мухоморов и семян ландыша были отложены мной как неприкосновенный запас. Оставшийся спирт также пошел на лекарство, хоть порой и возникало желание сесть и под хорошую закуску надраться до поросячьего визга.

В тот момент я чувствовал себя Ведьмаком, известным героем Сапковского, Геральтом из Ривии, который, сидя на болоте в окружении отвратительных тварей, готовит боевые эликсиры. Я, к счастью, не ведьмак, и приготовленные мной снадобья не что иное, как средство выживания. Спасибо милой моей бабушке, она очень хорошо разбиралась в травах и то и дело подсовывала мне какое-нибудь снадобье втайне от мамы, когда я болел и был вынужден пить лекарства из аптеки. Не знаю, что в конечном счете мне помогало, но помню только, что после бабушкиных лекарств я всегда с легкостью засыпал, забывал о болезни и уже через пару дней чувствовал себя вполне здоровым.

После того как у меня появилось достаточно кувшинов и приспособлений для изготовления спирта, я и вовсе забросил гончарное дело. Запасов было достаточно на всю зиму. Свежее мясо можно всегда добыть в лесу, зерно и овощи без проблем покупались или обменивались в соседней деревне, так что попусту жечь дрова в печи для обжига не имело никакого смысла.

Я чувствовал себя затворником, медведем в берлоге, который никак не желал впасть в спячку. Психика не выдерживала долгого пребывания в лесу или даже в соседней деревне. Хотелось вырваться из этого замкнутого круга. Вернуться в город, домой, к родным и близким. Странно, но я думал о них в настоящем времени, думал о том, как они сейчас переживают, волнуются, совершенно забывая, что они, как и я сам, родятся еще не скоро. Если вообще родятся. Ведь если верна популярная теория, то, попадая в прошлое, человек своим самым нелепым и с виду безобидным действием может в корне изменить ситуацию и даже ход истории. Не знаю, я не собирался забивать голову такой чушью. Просто хотелось вернуться домой. Обманывая себя какими угодно домыслами и теориями, продержаться до первой же возможности осуществить задуманное.

Перед Петром даже становилось как-то неудобно за все те эксперименты, что я устраивал в его хижине. Ну да ладно, сочтемся! Проводя подсчеты всех приготовлений, я с удовольствием отметил, что у меня теперь уже было достаточно лекарств, если можно так назвать мои снадобья на травах меду, и спирте. Была хорошая, с моей точки зрения очень удобная одежда, которую я сшил из огромного куска войлока, раздобытого Петром в деревне. Он сказал, что выменял его у какого-то восточного купца. Я пошил себе некое подобие шинели с кожаными вставками и с высоким воротом. Конечно, не Армани, но и не китайский ширпотреб, а куда более удобная одежда, чем носили местные. Вообще, я даже представить себе не мог, что возникнут подобные проблемы. Здесь, например, понятия не имели, что такое валенки. Это я, наивная душа, думал о них как об исключительно русском изобретении. Благо, что Петр был знаком с тем, что такое баня. Строить баню теперь, перед наступающими холодами, не имело смысла, поэтому пришлось обустроить в хижине один угол для мытья. И вроде мелочь – опытному человеку, даже не торопясь, пара дней работы. Но не все так просто! А что если этому человеку, у которого руки растут оттуда, откуда им и положено расти, просто не дать гвоздей? Ага! Вот тут-то и начинается все самое веселое. С одним топором без должной сноровки тут не развернешься. Тем более что я не плотник, и максимум, что сделал в своей жизни, так это табуретку, еще на уроках труда в школе, и лестницу на чердак у бабушки, да такую, что не всякий мог ее поднять с земли и приставить к стене. Одним словом, плотник из меня получался аховый, но не ходить же грязным, в конце-то концов? Чтобы нормально помыться, пришлось еще изготавливать мыло. Благо в энциклопедии можно было найти подходящий рецепт, не очень сложный, но вполне годный.

То и дело вспоминая кузницу в городе, я порывался было сорваться с места и, прихватив камертон, забросивший меня в это время, отправиться туда. Думал, что мастер позволит мне немного поработать, если боярин его совсем не замучил. Но Петр всякий раз отговаривал меня от этой шальной идеи.

– Странный ты человек, варяг. Вот вроде свой, и говоришь уже хорошо, и понимаешь все с полуслова, а все равно много в тебе дивного. За все время, пока мы с тобой тут в лесу дни коротаем, ты ни разу ни в храм не собрался, ни к капищам позорным. Богу не молишься, бесов не зазываешь. И не ведун, и не смерд. Но и тайное тебе ведомо, а простое – как диво дивное. Баба в деревне корову доит, а ты смотришь как завороженный. Неужто никогда не видел, как коров доят? Зелий наварил, дышать от них нет мочи, а сам не пьешь. Неужто злое задумал?

– Да что ты, Петр, я и так у тебя два мешка зерна перевел. Совестно мне как-то самому это пить. Снадобий наготовил на случай, если захвораю. А так, без причины, только в удовольствие их пить, дело плохое, хоть и соблазнительное. Я уж три месяца веду настолько здоровый образ жизни, что сам удивляюсь. Курить бросил, не пил уже бог знает сколько. Думаешь, мне не хочется шарахнуть стопку-другую?!

– А ну как отравишься?

Не было смысла доказывать что-то моему гостеприимному другу. Я просто достал из сундука глиняную бутылку с водкой, наполовину разбавленной медом и малиновым соком. Таких я приготовил целых пять, так что одной можно было и пожертвовать. Настой был еще очень свежий, невыдержанный. С медом я малость перестарался, но все вкусней будет. Налив немного в деревянную плошку, я понюхал напиток, отмечая устойчивый спиртовой запах, и тут же плеснул в огонь. Пламя вспыхнуло ярко, взметнулось к крыше, озарив всю хижину. Петр отшатнулся и, выпучив глаза, перекрестился. Я тем временем налил полную плошку и с удовольствием выпил, шумно выдохнув. Настойка получилась очень сладкая и весьма крепкая. Мое опасение насчет того, что при многих перегонках и фильтрации потеряется градус, не оправдалось. Градусов пятьдесят в этом «зелье» было. Разумеется, предлагать такое крепкое спиртное своему другу я не стал. Зачерпнул родниковой воды из бочонка и добавил половину настойки. Киевлянин долго не решался выпить это, с опаской смотрел на меня, но потом все же пригубил, поморщился и отстранился.