Я отшатнулся.

Мы смотрели друг на друга несколько секунд. Внезапно монстр неестественно вывернул челюсти, оголив ряд загнутых в разные стороны зубов, и обдал меня рычащей волной зловония. Перекрученные бугры мышц напряглись, металл жалобно заскрипел, и толстенные арматурины погнулись, словно были не из прочной стали, а из пластилина.

В следующий миг тварь грохнулась на пол, забилась в конвульсиях, на губах запузырилась пена, из пасти вырвался грозный рык, сменившийся воем, пронзительным визгом и противным скулением. Мышцы свело судорогой, кости затрещали, суставы с хрустом вывернулись в обратные стороны, сделав кадавра ещё ужаснее.

Урод замер на несколько секунд, хрипло дыша и ворочая обезумевшими глазами. Порозовевшие хлопья смачно шлёпались на пол, желтая слюна текла по зеленоватым бугоркам вывалившегося языка, тягучими каплями падала рядом с ноздреватыми шапками дурно пахнущей пены.

Я с любопытством наблюдал за его мучениями. Случайно наши взгляды пересеклись, мутант вздрогнул, заревел, как разъярённый вепрь, и бросился на меня. Прутья решётки загудели, но выдержали удар, правда, несколько из них сильно выгнулись, побелели и покрылись мелкими трещинками там, где сталь едва не лопнула от напряжения.

Я отскочил и, как оказалось, вовремя. Монстерюга пронзительно взвыл, застонал, заклокотал горлом, его с хрустом скрутило в бараний рог, кожа натянулась на распухших до предела мышцах. Ещё немного — и она полопалась с какими-то чавкающими звуками.

Кригера обдало фонтанами розовой плоти, несколько шматков шлёпнулись слева от меня, но большая часть пролетела мимо. Куски взорвавшегося тела вмазались в стену и теперь сползали, оставляя за собой красные разводы.

Я дотронулся пальцем до щеки, подцепил ногтем прилипший комочек. На свету он казался рубином, но восхитительный сладко — солёный вкус отмёл все сомнения».

Меня чуть не стошнило от таких признаний, я быстро перелистнул страницу и снова погрузился в чтение.

Шесть часов спустя, развалившись в кресле и закинув ноги на стол, я бегло пролистывал последний манускрипт. От обилия формул, таблиц и графиков у меня уже рябило в глазах. Да ещё почерк этот. Не мог герр барон нормально писать? Обязательно надо было так мельчить?

Я хлопнул тетрадью об стол, потёр покрасневшие глаза и только сейчас понял, как устал. С хрустом потянувшись, я встал, сделал несколько наклонов вперёд и в стороны, раз десять присел и столько же отжался. Полегчало. Кровь быстрее побежала по телу, вернув ему бодрость, а голове способность соображать.

Живот громко заурчал, напоминая, что я давно ничего не ел и пора бы озаботиться поисками пищи.

Кухня нашлась в левом крыле дома, за анфиладой богато обставленных комнат. Огромная, как и все помещения особняка, она вмещала в себя с десяток шкафов и шкафчиков, настоящую печь на дровах, газовую плиту, холодильник и два длинных стола, на которых готовили еду. На вбитых в стену крюках висели сковороды разных размеров: от полуметра в диаметре до чайного блюдца. Котлы, котелки и кастрюли сверкали отполированными боками на полках деревянных стеллажей. Из настольных подставок широким веером торчали ручки ножей, а на полочке под портретом Гитлера лежал цельнометаллический топорик для разделки мяса. Всё такое чистое, аккуратное, как будто никто и никогда этим не пользовался.

Я пошарил по шкафам и шкафчикам. Почти все они были заставлены посудой, только в двух хранились продукты. В одном хлеб и разные крупы в стеклянных баночках, в другом специи, о чём я догадался по запаху, даже не открывая дверок.

Я взял каравай, отрезал половину и потопал к холодильнику. Дверь открылась с тихим причмокиванием, под морозилкой сразу загорелся свет. Внизу, в специальных отсеках, свежие овощи. На полках — три палки копчёной колбасы, половина круглой головки сыра, завёрнутый в пергамент окорок, бутылка красного вина, полная каретка яиц и стеклянная маслёнка с куском жёлтого масла внутри. На дверке — в ячейках держателя — две маленьких бутылочки баварского пива и одна большая с минералкой.

Вино и пиво я трогать не стал, а вот сельтерскую с колбасой и сыром позаимствовал.

После обеда, повеселевший и полный сил, я собрался навестить фабрику доктора Кригера. Конечно, неплохо было бы заглянуть перед этим в лабораторию, но я подумал, что Гитлер будет отслеживать мои перемещения и решил сначала выполнить приказ, а уж потом заняться своими делами.

В парадной я столкнулся с «моей» женой. Она недавно откуда-то вернулась и стояла с фетровой шляпкой в руках, на которой сверкали капли растаявших снежинок. Густые волосы рыжими волнами рассыпались по беличьей шубке, на щеках играл румянец, изумрудные глаза радостно сверкали. Чёрные шерстяные чулки выглядывали из-под широкой жаккардовой юбки в тон тёмно — коричневым ботинкам на высоком каблуке.

— Ты куда-то собрался, милый? — спросила Сванхильда, изящным движением повесив шляпку на рог вешалки.

— Да, решил навестить Кригера. Ты вчера говорила: он хочет поговорить со мной, — сказал я, помог ей снять шубку и повесил на крюк под шляпкой.

— Так поздно? Но ведь скоро ночь! Ты не боишься?

— Кого, дорогая? Волков или мороза? Мы живём в Германии, самой спокойной стране в мире. Бояться надо фюрера: он дал мне мало времени и пригрозил расправой, если я не управлюсь в срок.