Цыган послушался, но сделал это с явным неудовольствием, метнул в меня ненавидящий взгляд. Наверное, в другом мире, полном магических сил и воздействий, от меня осталась бы кучка дымящегося пепла, а так ничего, только ощущения не очень приятные. Всё-таки человеческие глаза уникальны: они не только дарят нам наслаждение красотой мира, но и передают весь спектр бушующих внутри нас эмоций. Причём, иногда с печальными последствиями для тех, кто принял на себя всю энергетику подобных посланий. Недаром ведь в старину боялись сглаза и порчи.

— Поднимите его, приведите ко мне! — прохрипел матрос.

Те же хлопчики, что удерживали Марику, бросились ко мне, без лишних церемоний заломили руки за спину и подтащили к главному. Тот пристально глянул на меня, словно сканировал до самых костей, упёрся ладонью в колено, выставляя напоказ татуировку «Л Ё Х А» на пальцах правой руки, слегка подался вперёд.

— У тебя есть два варианта, гнида, — он чиркнул слюной сквозь зубы, метя в костёр. — Рассказать мне всё, что знаешь и, возможно, остаться в живых или проорать заздравную Гитлеру и сдохнуть, как твой солдат. Выбирай.

— Нет, это ты выбирай, — ответил я на чистом русском. У матросика глаза стали по пять копеек, тех ещё — совковых, а челюсть отвисла чуть ли не до земли. — Или приказываешь отпустить меня и приносишь извинения полковнику советской разведки, или будешь иметь дело с орлами товарища Сталина. Они тебя, Алёшенька, — сказал я на манер Высоцкого в роли Глеба Жеглова, — из-под земли достанут и передадут свинцовый привет прямо в тупую голову. Считаю до трёх, два уже было. Ну!

— Отпустите! — глухим голосом повелел командир интернационала.

Помощники быстро выполнили приказ. Я выпрямился, потирая запястье правой руки: после медвежьей хватки широкоплечего прибалта на коже отпечатались синюшные следы.

«Синяки останутся», — подумал я с оттенком лёгкого сожаления.

Моряк смотрел на меня, чуть сощурив глаза чайного цвета. На лице отражалась противоречивая гамма эмоций: от недоверия до любопытства.

Я решил не тянуть кота за хвост и сразу перешёл в наступление:

— Что, Алексей, Алёшенька, сынок, не ожидал здесь увидеть советского разведчика? Думал, один такой в тылу врага, да? Ошибаешься. На самом деле таких, как ты, много, только настоящие трудяги невидимого фронта не лезут на рожон, а работают по — тихому. Ты вообще соображал, что делаешь, когда брал в плен штандартенфюрера СС?

— Так я, это, не думал…

— Не думал он! — рявкнул я и посмотрел по сторонам в поисках чего-то похожего на стул. — Я так и буду стоять или твои гаврики постараются для гостя?

Морячок мотнул головой. Парень в серых брюках, чёрном пальто с накладными рукавами и вязаной шапочке вскочил на ноги, выхватил из-под себя пустой снарядный ящик и с грохотом опустил за моей спиной.

Я обратил внимание на его руки в гловелеттах из трикотажных перчаток. На правой все ногти были жестоко вырваны с корнем, на левой остались только на большом и указательном пальцах.

Я кивнул ему и заскрипел импровизированным стулом. Немного повозился в поисках удобного положения, упёрся ладонями в колени и вперил тяжёлый взгляд в Лёхину переносицу.

— Ну так что, Алёшенька? Так и будем в молчанку играть или ты мне всё-таки объяснишь мотивы своего поступка?

— Для начала я бы попросил вас представиться, — прохрипел морячок, доставая кисет из кармана. — И… откуда вам известно моё имя?

Он извлёк из мешочка газетный обрывок, согнул по длинному краю, ровным слоем рассыпал в желобке щепотку табака. Заскорузлые пальцы ловко скрутили цигарку, розовая лопата языка прошлась влево — вправо, пока бумага не потемнела от слюны. Ещё несколько ловких движений — и вот уже склеенная самокрутка торчит из уголка рта.

«Первый шок прошёл, сейчас покурит — мозги совсем прочистятся», — подумал я и медленно процедил, едва шевеля губами:

— Забыл, где я работаю?

Я помолчал, придавая банальной фразе зловещий оттенок.

Морячок издал странный звук: то ли подавился, то ли сдавленно кашлянул. Достал из кармана коробок, чиркнул спичкой, поднёс дрожащий огонёк к закрученному в спираль кончику самодельной папиросы. Дешёвая бумага вспыхнула, несколько быстрых затяжек — и вот уже трещит тлеющий табак.

Алексей деликатно выпустил дым в сторону. По тому, как подрагивали руки, я понял: мой посыл не остался без внимания.

— Расслабься, Алёша, — я принял нормальное положение и мягко улыбнулся: — В следующий раз думай, прежде чем делать наколки на видных местах.

Он глянул на ладонь с буквами и спрятал её за отворот бушлата.

Я встал, скрипнув «стулом», прошёлся по кругу, внимательно вглядываясь в лица людей. Костёр резко очертил морщины и складки, нарисовал мешки под глазами, плясал в глазах язычками огня.