Белинский Виссарион Григорьевич
Шрифт:
И вся повесть состоит из таких мест. Быт сельских жителей, их нравы, обычаи, поэзия их жизни, их любовь – все это изображено так, что стоило бы более подробного рассмотрения. Взгляд автора на человеческое сердце очень прост, даже простоват; но эта простота накидная, притворная – сквозь нее проглядывает глубина и могущество мысли… Издатель «Современника» оказал своим читателям неоцененную услугу, давши им возможность насладиться этою прекрасною повестью, которая была им недоступна по причине наречия, на котором написана своим автором.
Обратимся снова к XII тому. «Отрывки из Жан-Поля», прекрасно переведенные г. Бецким, составляют живую и интересную статью. Они дают полное понятие об этом уродливом, диком гении Германии, который в своих поэтических созерцаниях то возвышался до вечных звезд поэзии, то впадал в изысканность и в совершенное безмыслие, если не в бессмыслие. Вот доказательство первого:
Когда Прометей оживотворил искрою небесного огня статую, созданную им из праха земного, разгневанный Юпитер сказал ему: «Человек, твое произведение будет умирать ежедневно, и половину своей жизни, лишенное чувства и мыслящей способности, оно будет лежать перед тобой в неподвижности, пока наконец уснет навеки». И вот новосозданный человек упадает вечером и засыпает. Однажды музы, очаровательные дочери Юпитера, находят его спящим и с любовию и сожалением смотрят на вожди, сомкнутые этою периодическою смертию ночи. «Бедное создание, – сказали они, – так же прекрасно и так же молодо, как Аполлон! Неужели, желая отдохнуть, каждый день он должен, окруженный холодными и густыми тенями орка, утрачивать небо и землю?»
«Испытаем, – сказала Каллиопа, самая смелая муза, – проникнуть в его орк и дать ему в дар прекраснейшую землю и Олимп, пока непреклонный отец со днем не возвратит ему жизни!» Божества, наделяющие счастием богов, тогда прикоснулись к смертному: величественная муза поэзии своею трубою, муза гармонии своею флейтою, Талия своим жезлом, Урания своею сферою, Эрато стрелами любви, Мельпомена своим кинжалом, и все другие музы поочередно. Мгновенно спящий труп ночи оживился: сновидение, явилось и создало вокруг него новое небо и новую землю и их принесло ему в дар. Смелые и легкие тени, порхая, окружили его очаровательными призраками жизни, и он остался среди них. Плоды превратились в пучки, пучки в цветы, а цветы принесли в свою очередь плоды. Прекрасная молодость стала еще прекраснее. Земля потеряла свою тяжесть, и легкий эфир играл на вершинах гор до захождения солнца. Игла терновника, в образе кинжала Мельпомены, прикоснулась слегка к груди человека – и его кровь превратилась в розу. Мелодические аккорды флейты внушили еще одно желание его счастию и низошли с небесных высот в глубины его сердца.
Усыпленный человек улыбнулся, как блаженный, и в то же время заплакал. Бог муз разбудил его тогда дневным светом, опасаясь, чтобы смертный не узрел бессмертных.
Мы не будем делать выписок для показания второй стороны Жан-Поля, а только спросим, что за мысль или даже что за смысл хоть вот в этих строках: «Что такое все удовольствия человека и наслаждения человека? Прекрасные прогулки на дворе темницы»? – А таких строк у Жан-Поля встречается довольно, особенно там, где желание говорить образами и символами заставляет его прибегать к натянутым сравнениям, которые он берет изо всех сфер знания – даже чистой математики.
Статья г. Даля «Об омеопатии» как-то странно попала под одну нумерацию с поэтическими мыслями Жан-Поля {10} . Впрочем, это нисколько не мешает ей быть в высшей степени интересною статьею, и по содержанию и по изложению. Как медик, г. Даль был заклятым врагом Ганнеманова учения и со всею запальчивостию партизана преследовал ее у нас, на Руси, своими статьями в «Сыне отечества» за 1833 год {11} . Теперь, опытами убедившись в достоинстве этой методы, он со всею искренностию и со всем самоотвержением благородного человека и ученого, предпочитающего святую истину личному самолюбию, признается в своей прежней несправедливости и торжественно возвышает свой голос за «омеопатию». Советуем всем читать эту прекрасную статью, предмет ее близок душе всякого, а изложение так просто и доступно для всех.
10
В двенадцатом томе «Современника» «Отрывки из Жан-Поля», помещенные в разделе IV («Отдельные мысли»), и статья В. Даля «Об омеопатии», помещенная в разделе V («Современные записки») имела общую (вторую) нумерацию страниц.
11
«Сын отечества», 1833, № 13–15, подпись: В. Луганский. С. Ганеман – основатель гомеопатии.
Статья «О греческой эпиграмме» имеет ученое и литературное достоинство.
Повестями XII том не блистателен. Тут помещена «Мачеха и панночка» г. Гребенки, которая… но – виноваты! – мы обещались говорить только о хорошем…
Теперь о стихотворениях.
В XI томе помещена целая поэма «Казначейша». Стих бойкий, гладкий, рассказ веселый, остроумный – поэма читается с удовольствием {12} . Потом заметно, теплотою чувства, стихотворение «Освободительница», подписанное буквою Г. {13} – «Новые строфы из «Евгения Онегина»«интересны, как все, вышедшее из-под пера Пушкина {14} . «Опричник», отрывок, должно быть, из большого сочинения, служит новым доказательством, как много чудных надежд унес Пушкин в свою безвременную могилу… {15}
12
«Казначейша» («Тамбовская казначейша») была напечатана без подписи, и Белинский не знал, что автор ее – Лермонтов. Критик и позже высоко оценивал «Казначейшу», считая ее вместе с «Графом Нулиным» Пушкина и «Парашей» Тургенева образцом современной юмористической поэмы, требующей «образованного, умного взгляда на жизнь» («Русская литература в 1843 году» – наст. изд., т. 7).
13
Автор стихотворения – Я. К. Грот.
14
В т. XI «Современника» были напечатаны две строфы: «Сокровищем родного слова ~ Одними звуками пиит» и «Но где ж мы первые познанья ~ Хорош российский Геликон!» (с пропуском 7-й и 8-й строк в последней строфе). Первоначально следовали в беловой рукописи за строфой XXVI (см.: Пушкин, т. V, с. 525–526).
15
«Опричник. Отрывок» напечатан за подписью: А. Пушкин. Заглавие дано издателем «Современника». В современных изданиях печатается под заглавием «Какая ночь! Мороз трескучий…».
«Великое слово», дума г. Кольцова, заключает собою XI том «Современника». Эта дума по глубокой мысли, по возвышенности выражения принадлежит к роскошнейшим перлам русской поэзии. Вот она:
Глубокая вечностьСловом огласилась;То слово: «Да будет!»Ничто воплотилосьВ тьму ночи и свет;Могучие силыСомкнуло в миры,И чудной, прекраснойПовеяло жизнью;Земля красоваласьРоскошным эдемом…И дух воплощенный,Владетель земли,С челом вечно юным,Высоким и стройным,С отсветом свободыИ мысли во взоре,На светлое небоКак ангел глядел…Свобода души!Где ж рай твой веселый?Следы твои страшны,Отмечены кровьюНа пестрой страницеШирокой земли;И лютое гореЕе залило —Ту дивную землю,Бесславную землю.Но слово «Да будет!» {17} Не мимо идет:В хаосе печали,В полуночном мракеНадземных судеб,Божественной мысльюНа древе крестаСияет и светитТерновый венец…И горькие слезы —Раскаянья слезы,На бледных ланитахЗемного царяЗажглись упованьемВысоким и светлым.И дух вдохновляетМятежную душу:И сладко ей горе,Понятно ей горе —Оно искупленьеПрекрасного рая…«Да будет!» и было,И видим, и будет —Всегда, без конца…Кто ж он, всемогущий,И где обитает?..Нет богу вопроса,Нет меры ему!..16
Из «Евгения Онегина» (гл. шестая, строфа XXXVII).
17
У Кольцова далее строка: «То вечное слово».
Отделение стихотворений в XII томе тоже начинается поэмою. Это поэма г. Ершова – «Сузге»; к содержанию ее подало повод событие завоевания Сибири Ермаком. Стих бойкий, плавный – местами гармонический и поэтический – составляет достоинство поэмы; а отсутствие сжатости и силы – ее недостаток. Если бы г. Ершов, написавши свою поэму, отложил ее в сторону и потом, в минуты вдохновения, делал бы поправки, заменяя десять стихов – двумя-четырьмя, – тогда его поэма была бы прекрасным поэтическим цветком на пустынном и мертвом поле современной русской поэзии. «К равнодушной», стихотворение гр-ни Ев. Р-ной {18} , замечательно более по мысли, нежели по художественной отделке. «Новые строфы из «Евгения Онегина»«– к чему похвала и восклицания! – Читайте сами – вот две строфы из трех:
18
Е. П. Ростопчиной.
19
Цитируются строфы, которые в беловой рукописи идут после строфы XXIV (см.: Пушкин, т. V, с. 524–525).
После прекрасного стихотворения г. Кольцова «К милой», перепечатанного «Современником» из 2 № «Московского наблюдателя» за прошлый год {20} , можно еще упомянуть о стихотворении «К Венере Медицейской» {21} .
20
См. «Московский наблюдатель», 1838, часть XVI, март, кн. 2. Белинский ведет счет номеров с первой мартовской книжки за 1838 г., то есть с того времени, как журнал перешел в его руки.
21
Автор стихотворения «К Венере Медицейской» И. С. Тургенев.