Шрифт:
Резюмируем: по первому пункту, составляющему отличие новейшей теории машинной индустрии от романтической, г. Н. —он ни в каком случае не может быть признан последователем первой, ибо он не понимает даже необходимости поставить вопрос о возникновении машинной индустрии как особой стадии капитализма и замалчивает существование капиталистической мануфактуры, этой предшествующей машинам стадии капитализма. Вместо исторического анализа он подсовывает утопию «народного производства».
Второй пункт касается учения новейшей теории о преобразовании общественных отношений машинной индустрией. Г-н Н. —он и не пытался разобрать этот вопрос. Он много сетовал на капитализм, оплакивал фабрику (точь-в-точь как оплакивал ее Сисмонди), но он не сделал даже попытки изучить то преобразование общественных условий, которое совершила фабрика [87] . Для этого потребовалось бы ведь именно сравнение машинной индустрии с предшествующими стадиями, которые у г. Н. —она отсутствуют. Точно так же точка зрения новейшей теории на машины, как на фактор прогресса данного капиталистического общества, — ему совершенно чужда. Опять-таки он даже и не поставил вопроса об этом [88] , да и не мог поставить, ибо этот вопрос является лишь результатом исторического изучения смены одной формы капитализма другою, а у г. Н. —она «капитализм» tout court [89] сменяет… «народное производство».
87
Мы просим не забывать, что научное значение этого термина не то, что обыденное. Наука ограничивает его применение только крупной машинной индустрией.
88
Как поставил его, напр., А. Волгин, «Обоснование народничества в трудах г-на Воронцова (В. В.)». СПБ Л 896.
89
Попросту. Ред.
Если бы мы на основании «исследования» г. Н. —она о капитализации текстильной индустрии в России задали вопрос: как смотрит г. Н. —он на машины? – то мы не могли бы получить другого ответа, кроме того, с которым знакомы уже по Сисмонди. Г-н Н. —он признает, что машины повышают производительность труда (еще бы этого не признавать!), – как и Сисмонди это признавал. Г-н Н. —он говорит, что вредны не машины, а капиталистическое употребление их, – как и Сисмонди. это говорил. Г-н Н. —он полагает, что «мы» упустили из виду, вводя машины, что производство должно соответствовать «народной потребительной способности», – как и Сисмонди это полагал.
И только. Больше г. Н. —он ничего не полагает. О тех вопросах, которые поставила и разрешила новейшая теория, г. Н. —он и знать не хочет, ибо он даже не попытался рассмотреть ни исторической смены разных форм капиталистического производства в России (хотя бы на взятом примере текстильной индустрии), ни роли машин как фактора прогресса в данном капиталистическом строе.
Итак, и по вопросу о машинах – этому крупнейшему вопросу теоретической экономии – г. Н. —он стоит на точке зрения Сисмонди. Г-н Н. —он рассуждает совершенно как романтик, что нисколько не мешает ему, разумеется, цитировать и цитировать.
Это относится не к одному примеру текстильной индустрии, а ко всем рассуждениям г-на Н. —она. Вспомните хоть вышеприведенный пример мукомольного производства. Указание на введение машин служит г. Н. —ону только поводом к сентиментальным сетованиям о том, что это повышение производительности труда не соответствует «народной потребительной способности». Тех преобразований в общественном строе, которые вносит вообще машинная индустрия (и которые она внесла действительно в России), он и не думал разобрать. Вопрос о том, были ли эти машины прогрессом в данном капиталистическом обществе, ему совершенно непонятен [90] .
90
В тексте намечаются, на основании теории Маркса, те задачи критики взглядов г. Н. —она, которые выполнены мною впоследствии в «Развитии капитализма». (Примечание автора к изданию 1908 г. Ред.)
А сказанное о г. Н. —оне a fortiori [91] относится к остальным экономистам-народникам: народничество в вопросе о машинах до сих пор стоит на точке зрения мелкобуржуазного романтизма, заменяя экономический анализ сентиментальными пожеланиями.
X. Протекционизм {49}
Последний теоретический вопрос, интересующий нас в системе воззрений Сисмонди, – вопрос о протекционизме. В «Nouveaux Principes» уделено этому вопросу не мало места, но он разбирается там больше с практической стороны – по поводу движения против хлебных законов в Англии. Этот последний вопрос мы разберем ниже, ибо он включает в себя еще другие, более широкие вопросы. Здесь же нас интересует пока лишь точка зрения Сисмонди на протекционизм. Интерес этого вопроса заключается не в каком-нибудь еще новом экономическом понятии Сисмонди, не вошедшем в предыдущее изложение, а в понимании им связи между «экономикой» и «надстройкой». Эфруси уверяет читателей «Р. Б—ва», что Сисмонди – «один из первых и самых талантливых предшественников современной исторической школы», что он восстает «против изолирования экономических явлений от всех других социальных факторов». «В трудах Сисмонди проводится тот взгляд, что хозяйственные явления не должны быть изолируемы от других социальных факторов, что они должны изучаться в связи с фактами социально-политического характера» («Р. Б.» № 8, 38–39). Вот мы и посмотрим на взятом примере, как понимал Сисмонди связь хозяйственных явлений с социально-политическими.
91
Тем более. Ред.
49
Протекционизм — система экономических мероприятий, направленных на развитие капиталистической промышленности или сельского хозяйства данной страны и ограждение их от иностранной конкуренции. Важнейшими среди этих мероприятий являются высокие таможенные пошлины на иностранные товары с целью сократить их ввоз, количественные ограничения импорта, валютные запреты, поощрение вывоза отечественных товаров посредством понижения вывозных пошлин, выдача денежных субсидий отдельным капиталистам и т. д.
Протекционизм возник в эпоху первоначального накопления в Англии и получил широкое распространение в эпоху промышленного капитализма, особенно при империализме. В условиях империализма целью политики протекционизма является обеспечение капиталистическим монополиям продажи товаров на внутреннем рынке по повышенным ценам, получение монопольной сверхприбыли за счет ограбления народных масс.
«Запрещения ввоза, – говорит Сисмонди в главе «о таможнях» (1. IV, eh. XI), – так же неразумны и так же гибельны, как и запрещения вывоза: они изобретены для того, чтобы подарить нации мануфактуру, которой она еще не имела; и нельзя отрицать, что для начинающей индустрии они равняются самой сильной поощрительной премии. Эта мануфактура производит, может быть, едва сотую часть всего потребляемого нацией количества товаров данного рода: сто покупателей должны будут соперничать друг с другом, чтобы получить товар от единственного продавца, а девяносто девять, которым он откажет, будут вынуждены пробавляться контрабандными товарами. В этом случае потеря для нации будет равна 100, а выгода – равна 1. Какие бы выгоды ни давала нации эта новая мануфактура, – нет сомнения, что их слишком мало, чтобы оправдать столь большие жертвы. Всегда можно бы было найти менее расточительные средства для того, чтобы вызвать к деятельности такую мануфактуру» (I, 440-441).
Вот как просто разрешает этот вопрос Сисмонди: протекционизм «неразумен», ибо «нация» от него теряет!
О какой «нации» говорит наш экономист? С какими хозяйственными отношениями он сопоставляет данный социально-политический факт? Он не берет никаких определенных отношений, он рассуждает вообще о нации, какой она должна бы быть по его представлениям о должном. А эти представления о должном, как мы знаем, построены на исключении капитализма и на господстве мелкого самостоятельного производства.