Василь Василич. Виноват, я не понял.

Катя. Гитару.

Смех и разговор.

Надя. Зоечка, можно мне поспать у тебя на коленях? (Кладет голову ей на колени.)

Зоя. Поспи, дружочек. – Да, мне грустно, вы правы. – Корней Иваныч, я не хотела говорить этому навязчивому господину, но вам могу сказать. Сегодня утром, когда я сидела у себя в саду, я услышала сзади голос: Зоя! Оглянулась – и нет никого. Но весь день мне чудится этот незнакомый и странный голос, иду, а сзади все время кто-то зовет: Зоя!

Нечаев. Печальный голос?

Зоя. Нет, совсем простой. И я не знаю, отчего, но все во мне так волнуется. Почему все так красиво? Вот я смотрю на луну – почему она такая красивая и такая страшная? Нет, не страшная, но, вероятно, я скоро умру.

Надя (не поднимая головы). Зойка, не говори глупостей.

Нечаев. Зоя Николаевна, послушайте: есть еще один человек, который говорит – зачем эта луна?

Надя (так же). Глупый человек.

Зоя. Постой, Надечка! Кто так говорит: вы или другой?

Нечаев. Другой, но я был почти согласен с ним. А теперь смотрю я на вас и думаю: может быть, луна нужна только затем, чтобы вот освещать ваши глаза и чтобы они – вот так – блестели. Зоя Николаевна, вы знаете: я сегодня безумно, бессовестно счастливый человек!

Зоя. Да?

Нечаев. Да. Сегодня я как какой-нибудь древний царь, которому принадлежит вся земля. Смотрите, сегодня все мое: и луна эта… и ваши глаза…

Надя (сонным голосом). Он совсем с ума сошел!

Нечаев. Там, далеко, в неведомой стране чьи-то прекрасные глаза смотрят на другие прекрасные глаза – и это все мое! И никто не отнимет у меня моего царства, сама смерть не смеет коснуться моей короны! Вот. Важно, а?

Катя (кричит). Корней Иваныч, что же это, голубчик, смеетесь вы над нами? Обещал всю дорогу петь, а хоть бы кошка замяукала! Знала б это, лучше бы дома спала, чем по ночам шататься.

Коренев. А Василь Василич пел – это не кошка?

Гимназист. Это не кот наплакал?

Нечаев. Я готов, Катенька. Что прикажете?

Котельников. Отдайте гитару, Василь Василич.

Василь Василич. Нате.

Катя. Что же мне вам приказать? (Поднимается.) Ой, ногу отсидела! Ой, голубчики, помираю! Столярова, держи меня! Пойте что хотите… ой, ой, колет!.. «Андалузскую ночь»… ой! Нет, отходит.

Нечаев. Слушаю-с. Все, что прикажете.

Настраивает гитару, переданную ему Котельниковым. Все собрались около, кроме Мацнева.

Зоя. Надечка, заснула? Пусти, девочка. Корней Иваныч, садитесь на мое место.

Надя. Заснула. Фух – какая луна! Нечаев (садится и чувствительно поет).

Кончил. Молчание.

Катя. Господи! А как хорошо в Андалузии! Испанчики, испаночки, и глазки у всех черненькие. И луна там какая, не нашей чета. Что у нас за луна: раз всего в месяц, и разгуляться-то некогда!

Котельников. Космография!

Катя. Не в космографии дело, эх, идолы вы каменные! Голубчики, а что-то и мне захотелось попеть. Иван Алексеич, давайте-ка грянем «Ночи безумные» [4] , где наша не пропадала!

Котельников. Давайте. Корней Иваныч, помогайте.

Под аккомпанемент Нечаева тихо спеваются.

Надя. Зоечка, а где же Сева?

Зоя. Он все один, Надя. Вон он. Ты бы прошла к нему.

Гимназист. На мосту звонили, сейчас поезд пойдет!

Катя. Ох, батюшки, а успеем?

Нечаев. Успеем.

Катя. Нет, я уж лучше тут стану, а то запоешься, да и не заметишь, как голову оттяпало. Ну?