Андреа снова сглотнула.

– Шеф... Морено ничего не знал. Это я вставила статью в номер прямо перед отправкой в печать.

Морено тут же изменился в лице, но потом снова вернул ему сокрушенное выражение.

– Не морочь мне голову, Отеро, - сказал шеф.
– Это невозможно. У тебя нет права доступа к "синей" системе.

"Гермес" - компьютерная программа, которой пользовались сотрудники газеты - была построена на различии цветов. Красным цветом выделялись материалы, подготовленные журналистами; зеленым - те, что были одобрены и утверждены редактором; и, наконец, синим - те, что ночной редактор отправлял непосредственно в печать.

– Я вошла в "синюю" систему под паролем Морено, шеф, - соврала Андреа.
– Он об этом понятия не имел.

– Ах, вот как? И где ты взяла пароль, позволь спросить?

– В ящике вашего стола. Это было нетрудно.

– Это правда, Морено?

– Ээээ... да, шеф, - ответил шеф-редактор, стараясь, чтобы выражение облегчения на лице его не выдало.
– Сожалею.

Директор "Эль Глобо" стал мертвенно-бледным. Он повернулся к журналистке так стремительно, что парик съехал у него с головы, предательски обнажив несколько сантиметров тщательно скрываемой лысины.

– Вот дерьмо, Отеро. Я ошибся! Я думал, что ты просто идиотка, а ты, оказывается, еще и стерва. Я лично позабочусь о том, чтобы никто не взял на работу такую суку.

– Но, шеф...
– в голосе девушки послышалось отчаяние.

– Не стоит продолжать, Отеро. Ты уволена.

– Но я не думала...

– Тогда ты тем более уволена. Я не желаю больше ни видеть тебя, ни слышать.

Директор широкими шагами удалился от стола Андреа, которая видела вокруг только недружественные затылки. Морено встал рядом.

– Спасибо, Андреа.

– Не за что. Это же просто бред, чтобы мы вдвоем отвечали за один и тот же проступок.

Морено покачал головой.

– Мне очень жаль, что ты сказала, будто незаконно проникла в систему. Теперь он так на тебя зол, что усложнит твою дальнейшую жизнь. Ты же знаешь, если уж он выступил в крестовый поход...

– Похоже, что уже началось, - сказала Андреа, показывая на остальную редакцию. Я внезапно стала прокаженной. Ладно, это им еще отзовется.

– Ты неплохой человек. Вообще-то, ты просто обалденная журналистка. Но всегда делаешь по-своему, Андреа. Не думая о последствиях.

Андреа поклялась, что не будет плакать, что она женщина сильная и независимая. Она стиснула зубы, пока охрана складывала ее вещи в коробку, и сумела сдержать клятву.

После того, как ушла Эва, самым ненавистным звуком для Андреа сделался стук ключей, падающих на столик в прихожей. От этого стука по коридору разносилось слабое эхо, которое теперь стало для Андреа символом ее нынешней жизни: пустой и лишенной смысла.

При Эве всё было иначе. Она бежала к дверям, словно маленькая девочка, бросалась к ней с поцелуями и принималась лепетать какие-то глупости о том, как провела день и с кем сегодня встретилась. Андреа же, смертельно уставшая после работы, без сил сползала по стенке, молясь о минутке блаженной тишины.

В конце концов ее молитвы были услышаны. Однажды утром, три месяца назад, Эва ушла столь же внезапно, как и появилась. Без криков и слез, без упреков и сожалений. Андреа тогда тоже ничего не сказала, даже почувствовала своего рода облегчение. Впереди у нее было достаточно времени, чтобы пожалеть об уходе Эвы - скажем, когда ключи упадут на стол, отзываясь легким эхом пустого дома.

Чем только она не пыталась заполнить эту пустоту! Оставляла включенным радио, выходя из дома. Клала ключи в карман джинсов, вместо того чтобы бросить их на столик. Разговаривала сама с собой. Но никакой шум не в силах был заглушить этого мертвого безмолвия пустого дома, ибо это безмолвие поселилось в ее собственной душе.

Однажды вечером, в последней отчаянной попытке уйти от прошлого и спастись от одиночества, она принесла в дом кота. Это был серый полосатый кот, подобранный возле магазина. Поначалу он показался ей необычайно милым и ласковым, однако спустя двое суток Андреа возненавидела его всеми фибрами души. Это было прекрасно. Ненависть - это хорошо. С ненавистью можно справиться. Ненависть - живое чувство; ведь ненавидишь всегда кого-то или что-то. Чего никак нельзя сказать о разочаровании. Разочарование заставляет страдать.

– Привет, РН!
– бросила она с порога.
– Твою маму вышвырнули с работы, ты в курсе?

РН было сокращением от "Полосатая Шваль", как Андреа прозвала кота после того, как это хвостатое бедствие пробралось в ванную комнату и разбило флакон очень дорогого шампуня с нейтральным РН.

На известие об увольнении журналистки животное никак не отреагировало.

– Ну разумеется, тебя это никоим образом не волнует, - усмехнулась Андреа, вынимая из холодильника банку "Вискаса" и выкладывая ее содержимое в миску РН.
– А ведь должно волновать! Имей в виду: если мне нечего будет есть, я продам тебя на мясо владельцу китайского ресторана сеньору Вонгу, что за углом. И тогда он осчастливит меня порцией жареного цыпленка с миндальным соусом.