– Все ушли или кто-то еще остался?

– Все. Пойдемте на завод. На сегодня, по-видимому, больше происшествий не будет.

На следующий день ночью штурмовики произвели обыск у нашего практиканта – ннженера Фрида. Искали пишущую машинку, которой у него никогда не было.

Специальные протесты не помогают, бесчинства продолжаются. «Может быть, поговорить с директором завода Геренсом?» – появляется у меня мысль.

Позвонил Геренсу:

– У меня есть вопросы, которые мне необходимо обсудить с вами.

– Буду рад вас видеть. Заходите.

Кабинет Геренса этажом выше. В большом кабинете он один. Поднимается из-за стола, здороваемся.

– Nehmen Sie Platz, bitte [78] .

– Я хочу довести до вашего сведения, что в Эссене создаются такие условия, когда нам трудно пользоваться теми возможностями, которые открыты действующим между нашими организациями соглашением.

– А в чем дело? Разве мы чиним вам какие-либо помехи?

– В городе для нас созданы условия, которые мешают выполняемой нами работе. Вчера днем у меня на квартире был обыск, ночью с обыском пришли к нашему практиканту Фриду.

Геренс нахмурился. Видимо, разговор не доставлял ему удовольствия.

– Видите ли, – начал он, поднявшись из кресла и начав ходить по кабинету, – мы частная фирма и не вмешиваемся в дела правительства. У вас совершенно другая система, у вас все иначе. Нам порой даже трудно определить, где у вас кончаются функции правительственных учреждений и где начинается поле деятельности промышленных организаций. У нас это четко определено… Что же касается обысков и арестов, то они и у вас происходят. Вот недавно печать сообщила о том, что на Урале вами арестованы три инженера фирмы Метро-Виккерс.

– Это что же, в ответ на арест английских инженеров производятся обыски у советских специалистов?

– Конечно, нет, это я привел в качестве примера. Я даже не представляю, что мы можем сделать для вас. Единственно, чем я могу вам помочь, – это дать совет обратиться в Иностранный отдел полицейского управления. Там вам как иностранцу окажут необходимое содействие.

Легкий поклон, и он протянул мне руку. Визит ничего не дал.

Когда я вернулся к себе в бюро, меня ждала телеграмма из Москвы, в которой сообщалось, что еще две недели назад в мой адрес направлено письмо с шестью железнодорожными билетами для закончивших на заводе работу практикантов.

Письмо с билетами я не получил и очень беспокоился. Решил пройти на почту и переговорить с начальником почтовой конторы. Его я хорошо знал, так как получал в день не менее тридцати писем и мне нередко приходилось у него бывать.

– Мне направлено из Москвы письмо. Я его давно жду, но оно мною не получено. Скажите, не направляют ли теперь для просмотра в полицию мою корреспонденцию?

Начальник покраснел.

– Я ни одного вашего письма никуда не направлял. Вы можете этому верить. Я никогда также не задерживал ни одного вашего письма.

– Но, может быть, прежде чем передать вам, их направляют по другому адресу?

– Вот этого я не знаю.

Опять неудача. А может быть, мне действительно сходить в полицейское управление? Но если уж идти, то во всяком случае идти надо не в Иностранный отдел, а в гестапо,к хозяевам.

На следующий день я и предпринял это путешествие. Гестапо занимало помещение на втором этаже огромного здания – полицайпрезидиума, где я нередко бывал, получая визы для поездки в другие страны, а также в Саарскую область. Но в гестапо я еще ни разу не был.

Вхожу в комнату секретаря начальника гестапо – Воин ел я.

– Доложите, что с господином Воппелем хочет поговорить уполномоченный Советского Союза на заводе Круппа.

Секретарь исчез за дверью. Через минуту дверь открывается, и высокая, плотно сколоченная фигура Воппеля появляется на пороге.

– Прошу. Садитесь.

– Надолго? – не утерпел я, чтобы не съязвить.

– Можете уйти, когда захотите. Ведь не я вас приглашал. Вы сами пришли. Я знаю, о чем вы будете говорить, – не давая мне произнести ни слова, начал Воппель. – Но должен вам заявить: вас беспокоили не мои люди. Мои были у вас только один раз. Все остальное – дело рук штурмовиков. Вообще в городе черт знает что делается. Я как будто бы ответствен за порядок, но на самом деле мне трудно при существующем положении нести ответственность за все происходящее.

– Ну, а скажите откровенно, господин Воннель, мои письма не у вас находятся?

– Конечно, у меня. Эти идиоты на границе считают, что у меня нет других дел, кроме как читать ваши письма.

Воппель подошел к столу, открыл один из ящиков, начал рыться в бумагах и мурлыкать под нос популярную в то время песенку:

Меня невольно передернуло. А не скрывается ли за наигранной простотой и откровенностью вероломство и жестокость?