Я вздохнул. Ладно — не хрен ныть. Хотел спокойной жизни — надо было линять за границу, как вначале собирался. А уж если впрягся, то зубы стисни — но тяни! Иначе не хрен было даже замахиваться…

Я стоял у ворот, окруженный нарядно одетыми боярами и отрезанный от столь же нарядно одетой толпы ровными шпалерами моих кирасир в начищенных доспехах и алых парадных плащах с нашитыми на них величественными двуглавыми орлами во всю спину. Таковых здесь было ровно четыре сотни… по числу всех изготовленных на данный момент в моих мастерских комплектов доспехов. Более не было… Далее стояли одетые в парадные красные кафтаны московские стрельцы с ярко начищенными бердышами. Над празднично сиявшей золотыми куполами Москвой, что раскинулась за моей спиной, плыл малиновый звон колоколов сотен московских храмов, слегка заглушая возбужденный гул толпы. Рядом стоял патриарх, а чуть далее несколько группок людей в европейской одежде. От одной из таких группок сейчас отделился человек и двинулся в мою сторону. Святейший Игнатий тут же насупился и, наклонившись к моему уху, даже не зашептал, а зашипел:

— Не понимаю, государь, как ты этого безбожника терпишь!

Я усмехнулся. Патриарх к моему университету и особенно к его ректору дышит очень неровно. Несмотря на то что самой мощной кафедрой в нем была именно богословская. Впрочем, надо признать, что с университетом я слегка лоханулся. Ну да кто же мог знать, что существенная часть наиболее продвинутых ученых этого времени, как, например, тот же Ян Баптист, возглавивший в университете кафедру химии, окажутся каббалистами и мистиками. Ох уж эта интеллигенция… вечно вляпаются то в лужу, то в говно. Ну нет, нет во всем этом никаких тайных истин. Были бы — не возникало бы необходимости просто и тупо двигать науку и технологии. Но им поди объясни! Уверены ведь, что вот-вот нащупают во всей этой мишуре нечто, что раз — опля! — даст им невиданную силу и невероятные знания, которые моментом осчастливят все человечество, кое, благодарное, немедленно окружит их имя всеобщим почетом и уважением и воздвигнет им самый большой и красивый памятник. Не то что этим глупым и бестолковым королям и кровавым убийцам-полководцам, кои приносят людям только беды и страдания.

Ну да ладно, разберемся. Пусть сначала сделают то, зачем я их сюда выцыганил… ну не сам, конечно, а с помощью Бэкона, а именно — поставят, как благоговейно, эдак воздевая пальчик, говаривал нам, студентам, профессор Катышев, «процесс научного познания», ну и создадут университету хороший европейский пиар. А потом можно будет от них потихоньку избавляться. Заменяя своими людьми.

У меня вообще на университет были свои планы. Конечно, конкретики я ни хрена не знал, но вот сведений общего порядка в голове современного человека накапливается до черта… например, по той же медицине. Каждому известно, что человеческая кровь бывает четырех групп, а здесь это пока тайна великая есть. Многие знают, что есть большой и малый круг кровообращения и что кровь в первую голову переносит кислород. И что мозг — это орган, которым человек думает, а не железа, вырабатывающая носовую слизь, сиречь сопли. Ну а о том, что болезни вызываются некими мелкими микроорганизмами, именуемыми бактериями и вирусами, я даже не говорю. Уж про то, что свиной грипп вызывается вирусом A/H1N1, нам с телеэкранов все уши прожужжали… Короче, если любой из современных мне людей со средним уровнем освоения школьной и институтской программ и таким же средним жизненным опытом сядет, возьмет лист бумаги и поднапряжется, то сможет исписать целый лист, а то и больше вполне обыденными и всем известными вещами, каковые в этом времени будут звучать как невероятные откровения. Но вот дальше-то что с этим листом делать? Так вот, я собирался для начала создать в стране более-менее крупный пул людей, обладающих некими базовыми знаниями и навыками и избравших продвижение науки и практики в этом направлении в качестве жизненного поприща, для чего мне и был нужен этот университет, а уж потом озадачивать их этими своими откровениями. В разных областях — в медицине, химии, физике и так далее. Что сумею вспомнить. Для чего уже лет десять редкими свободными вечерами грязнил бумагу…

Совершенно понятно, что сведения, которые я смог вспомнить и, главное, изложить на бумаге более-менее внятно, были крайне отрывочными и хаотичными, ну да разберутся. Для откровений вообще характерна запутанность. А представить я их собирался именно как откровения, то есть как некий очередной посыл от Богородицы, с коей у меня уже давно… ну вы понимаете. Чем надеялся заодно и вышибить из интеллигентских мозгов всю эту муть насчет мистики и каббалистики. Ибо ежели мистика и каббалистика только эвон покамест обещает, а Пресвятая Богородица — прямо вознаграждает своего избранника эдакими великими знаниями, значит, в чем больше толку? Правильно, в вере и благодати. А не во всякой муре. К тому же один очень продвинутый коуч-тренер, которого я нанял для проведения тренинга с моими топами, как-то признался мне, что они там, в своих методологических высях, как-то проводили сравнительный анализ методов интенсификации мышления. Так вот, к их собственному удивлению, выяснилось, что и молитва, и литургия занимают в этом перечне одно из высших мест по эффективности. Ежели, конечно, совершаются искренне и честно. Так что пусть молятся и… обрящут. Уж я позабочусь. Ну а всей Европе сразу станет ясно, почему это русские вдруг да так скакнули. Ведь у них же кто научную школу создавал? Сам Фрэнсис Бэкон, сам Ян Баптист, сам Уильям Гарвей, сам Снел ван Роен, сам Генри Бригс… ну и чего вы хотите-то? Да с такими светилами медведи математиками и химиками станут, хоть русские от них не шибко далеко и ушли…

Между тем ректор университета сэр Бэкон подошел ко мне вплотную. Патриарх демонстративно отвернулся. Все-таки гибкость Игнатия имела свои пределы. Ну да и ладно. Будем благодарны хотя бы за то, что он пока отбивал все попытки совсем уж дремучей части духовенства предать это «гнездо латинской ереси», как они именовали университет, анафеме. Впрочем, университет был хоть и заметным, но отнюдь не главным раздражителем церкви. Самым большим раздражителем стала она сама. Ибо внутри нее вовсю развернулись оченно бурные процессы. Я даже начал опасаться — не случится ли у меня тут раскола, чего я всеми силами старался избежать… Две тысячи монахов и священников, несколько лет стажировавшихся в греческих монастырях и епархиях, три года назад возвернулись, да не одни, а прихватив с собой еще несколько сотен греков, жаждавших сделать карьеру в самой мощной и сильной в мире православной церкви. Возвернувшись, они где-то еще с полгодика пооглядывались, и началось… И то не верно, и это не по книгам и канонам делается, и в сем неправильно изложено… Местное духовенство встало на дыбы. Игнатий едва не упустил ситуацию из-под контроля. Пришлось влезать мне и устраивать терки, беззастенчиво пользуясь своим статусом богоизбранного и осененного благодатью, а также пустить в ход то, что называется административным ресурсом. Ну да опыт разруливания взаимных наездов у любого, кто прошел бизнес-школу девяностых и нулевых, бога-атый. Так что кое-как разрулили. А тут я им еще ежа подкинул, против которого они тут же заключили союз, на время притушив страсти. Впрочем, это была отнюдь не моя идея, но насколько же она оказалась в тему…

Дело в том, что мне удалось почти невероятное. А именно — уговориться о собственном браке с младшей дочерью ныне покойного короля Франции Генриха IV Наваррского Генриеттой Марией. Причем обскакал в сем деле наследника английского короля Якова I — Карла. Хотя по возрасту он ей подходил, пожалуй, больше. Я-то старше невесты на целых двадцать лет… дедушка, блин. Но уж таковы в этой королевской тусовке правила. В браке коронованных особо главное — интересы государства, все остальное второстепенно. С остальных же точек зрения это был выигрыш, и какой! Поскольку сим фактом определялось, что в перечне великих европейскихгосударств однозначно появилось еще одно — Россия. То есть сам факт моей женитьбы на французской принцессе сработал покруче кредитного рейтинга S&P или Moody’s. Хрен бы Бэкон согласился ехать сюда, ежели бы не известие об этой моей помолвке. И ломбардские банкиры, с коими у меня и моих купцов отношения складывались хоть и плодотворно (а куда деваться, европейский рынок давно поделен, и без связей и союзов с местными — никуда), но очень непросто, тут же заметно снизили тон. Да и контингент людей, обращающихся в мои конторы по найму, расположенные в Амстердаме, Данциге, Лондоне, Лионе, Милане и Кутной горе, заметно изменился. Среди всякого отребья, никому не нужного дома и пытавшегося развести русского царя на бабло, рассказывая про то, какие они все великие мастера и славные воины, увеличилась доля действительно неплохих профессионалов… А вы как думали? Да, пришлось учреждать конторы по найму. Промышленность-то росла довольно бурно, и своих кадров не хватало дико. У нас тут флот, чай, и армия профессиональная формируется. Ох, бедная моя казна! Но рынок сбыта охрененный.

Временами я нервно хмыкал, припоминая анекдот о дилере, менявшем рубль на девяносто восемь копеек. Ну тот, где его спросили, в чем смысл, он ответил: «Да я и сам пока не понял, но, ребя-ата, обороты — бешеные!» Так и я порой не совсем понимал, на хрена я тут со всеми этими пиками, ружьями и пушками вожусь. Ведь воевать-то не собираюсь! Украину эту отвоевывать, Грузию — да на хрен все! У нас и так территории немерено — заселяй не хочу. Ну, может, только какой из балтийских портов прихватить, уж больно у Архангельска навигация короткая… Хотя потом с этими эстонцами и латышами говна не оберешься. Впрочем, пока никакими латышами и эстонцами в прибалтийских городах и не пахнет. Немцы там живут, немцы… Но потом бросал взгляд на запад, затем на север, на юг и скрепя сердце подписывал очередное платежное требование (да-да, я завел у себя нормальный документооборот, но, блин, как же не хватало привычной внутренней сети и возможностей того же Excel). Сельское хозяйство росло тоже. Я тут почитал в подлиннике Антуана де Монкретьена, то есть не «Сфонисбу», «Лакедемонянок» и другие драматические опусы, а более мне интересный «Трактат о политической экономии», а также еще кое-каких ныне современных мне авторов, пообщался с купцами и решил пойти по пути тех же Англии и Голландии.

Что сделало Англию промышленно развитой державой? Шерсть. А Голландию? Да селедка! И то и другое в чистом виде экспортный товар, вокруг которого закрутилась и вся остальная промышленность — пришлось создавать целую индустрию по производству, там, прялок, чесалок, бочек, корабли пришлось строить для организации вывоза, ну и так далее по цепочке. Чего у нас почему-то никак не сделают вокруг нефти… Так вот, для России таким экспортным товаром я решил сделать тушенку, масло, сыры и… сгущенное молоко. А что? Процессы производства достаточно простые, технология по тушенке уже вполне отработана, по сырам и маслу тоже. Правда, по сырам не нами, но у меня в вотчинах уже трудилось около двух дюжин сыроделов из Франции, Ломбардии и Швейцарии, осталось придумать некие изюминки, ну там орехи в сыры добавлять или паштет из куриной печени, или что еще сделать, чтобы европейским сырам конкуренцию составить и высшую ценовую категорию занять… А наше вологодское масло вообще когда-то было мировым ну или как минимум европейским брендом. Вагонами и пароходами в Европу гнали… По сгущенному молоку особых проблем также не предвидится, технологией-то только я обладаю, и все благодаря своей сдвинутости на кулинарии, остальным даже в голову не приходит, что молоко можно сгущать… Правда, уж больно дорог сахар, который пока умеют изготавливать лишь из одного сырья — сахарного тростника. А о сахарной свекле здесь пока никто не слышал… Впрочем, нет, слышал. Виниус. Я его уже озадачил. Но как скоро ждать результата, я даже приблизительно не представлял. Может, десять лет, а может, сто. А пока был один вариант — закупать сахар в Вест-Индии, для чего срочно налаживать заокеанскую торговлю.