Впрочем, возможно, дело в том, что эти идеи наиболее легки для некритичного восприятия неподготовленными умами и потому сопровождающая их демагогия просто наиболее эффективна? То есть позволяет наиболее легко задурить голову людям и подвигнуть их на то, на что в ином случае большинство, будучи в здравом уме и твердой памяти, никогда не подвигнется. Мне, обладающему этаким «сокровенным знанием» того, как оно случилось в другом варианте истории, и потому имеющему возможность смотреть на мир в растяжке двухмировых историй, было особенно очевидно, сколь много раз то, что именуется «борьбой за свободу и демократию», являлось всего лишь обычной информационно-военной операцией противника, в которой борцы за эту самую свободу в лучшем случае использовались втемную. А в худшем просто были выкормленными шавками. Тем же, кто шел за такими лидерами совершенно искренне, обычно приходилось хуже всего. Потому что обретенная ими в этом случае «свобода», как правило, была очень специфична…

И чаще всего она отнюдь не означала, что борющиеся за нее действительно получали шанс как-то увеличить, расширить границы своих возможностей, заметно поднять горизонты развития, увеличить свободу передвижения, ну и так далее, что, как правило, и понимается под свободой, а совсем наоборот. Иногда напрямую, законодательно, например, получив на ставшей «свободной» территории «священные» законы шариата, а иногда просто вследствие разрыва устоявшихся связей и просто общего обнищания. Ведь подавляющее большинство населения «освободившихся» стран — от африканских и азиатских до, скажем, постсоветских республик, которые в известном ныне лишь мне варианте истории, сбросив «имперский» или там «колониальный» гнет, стало жить гораздо несвободнее, да и просто беднее, тяжелее и, чего уж там говорить, меньше.

То есть, как ни анекдотично это звучит, «выбравшие свободу» между жить богатыми и здоровыми либо жить бедными и больными — при всей вроде бы очевидности выбора отчего-то почти всегда выбирали именно последнее. Исключая, конечно, узкую прослойку новой «национальной» элиты, получившую в свое полное распоряжение кормушку в виде полностью зависимого теперь только от них куска территории планеты Земля. Потому как назвать государством то, что образуется после распада, можно будет только через очень долгое время, да и то, скорее, при удаче. Но вот территориюнациональная элита получает в свое распоряжение точно. Со всякими расположенными на ней или в ее недрах вкусностями, коими можно было теперь «совершенно свободно» с кем-нибудь поделиться в обмен на что-нибудь еще. Однако, как я уже говорил, большинству населения этих «завоевавших свободу» территорий вследствие этой самой «свободы» становится ой как несладко…

Так и здесь лаймы по-прежнему пытались где только можно — в Африке, в Латинской Америке, на Ближнем Востоке — изо всех сил двигать светлый образ своего варианта свободы и всячески очернять все остальные. В первую очередь, конечно, тираническую имперскость русских. И культивировали зависть к тому, как живут «полтора золотых миллиарда». Ну что ж, хоть что-то в этом новом мире осталось неизменным…

— Домой, Федор Борисович? — спросил меня Костик.

— А… ты уточнил насчет экскурсии? — отозвался я.

— Да, проблем нет, — тут же отозвался он. — Императрица Андрина II сейчас с семьей на отдыхе в Приуралье, а великий князь Константин в Царьграде, так что доступ экскурсантов в Большой Кремлевский дворец открыт. Но в Федоровские палаты экскурсию надо заказывать предварительно. Национальный мемориал! Я уже оставил заявку на завтра.

— А сегодня там никакой экскурсии нет? Чтобы мы потихоньку присоединились.

Мне было жуть как интересно, как меня представляют в этом новом мире… Ну того меня, который Федор II Борисович Годунов. Нет, результатысвоей деятельности я видел налицо. И, если честно, они грели. Но вот как это все оценивается потомками… Впрочем, кое-что я вычитал из учебника истории России для шестого класса, текст которого отыскал в Узоре, еще когда лежал в больничной палате. Но хотелось большего.

Костик быстро порылся в Узоре с помощью наручного коммуникатора и с оттенком разочарования сообщил:

— Сегодня только иностранная группа — британцы.

— А к ним на хвост мы упасть не можем?

Костик покосился на меня слегка недоуменно, но промолчал и снова влез в Узор. Спустя пять минут он сообщил:

— Все в порядке. Мы включены в состав группы.

Экскурсию вела довольно молоденькая девчонка. Но рассказывала она обо всем с довольно большим и, на мой взгляд, весьма забавным апломбом. Чем-то похожим на тот, с которым вел экскурсию тот забавный англичанин, водивший меня по Букингемскому дворцу. Они что, все исполняются этого апломба, когда водят посетителей не по музею, а по дому, где реально проживает царствующая фамилия? Вероятно, так и есть.

А вот английский здесь отличался не сильно, в основном наличием в нем заметного числа русизмов и некоторыми оборотами. Так что понимал я экскурсовода нормально…

Спустя полчаса, когда мы вошли в довольно знакомые двери, сердце у меня дало сбой. Коммуникатор на руке мягко пискнул, сообщая, что со здоровьем носителя не все в порядке, стоящий рядом Костик напрягся, но я отфиксировал все это походя, вторым планом. А сам широко раскрытыми глазами пялился по сторонам.

— Мы с вами находимся в так называемых Федоровских палатах, — все с тем же апломбом заговорила девчушка-экскурсовод. — Здесь все восстановлено так, как и было в тот день, когда этот воистину величайший из русских царей покинул этот мир…

Все да не все, машинально отметил я. Табакерка эта… не курил же я никогда и табак не нюхал. А производство моего фарфорового завода. Для антуража поставили? И вон того шкапа при мне в кабинете не было. Хотя с остальной мебелью гармонирует неплохо. И мелкоскоп я тоже никогда в кабинете не держал. Да и вообще его в моей части апартаментов не было. Только в дворцовой лаборатории. Это что, для пущего имиджа царя-просветителя, что ли?.. Я и сам не заметил, как мысленно перешел на тот язык, на котором говорил и думал в конце семнадцатого века. Да и вообще едва совсем не погрузился в воспоминания. И вынырнул из них только тогда, когда девочка приступила к тому, ради чего я и приперся на эту экскурсию. Девочка покончила с описанием интерьера и перешла к большому голоэкрану у дальней стены. Коснувшись его рукой, она вывела на экран первую картинку и продолжила: