– А кто его спрашивает?

И то по-фортвежски.

Альгарвеец снова поклонился.

– Имею честь быть майором Спинелло. Не окажете ли любезность представить меня вашему… деду, не так ли? Я желал бы обратиться к источнику его мудрости в делах, имеющих касательство к древней истории этого края.

Он продолжал изъясняться на старинном каунианском, и получалось у него превосходно. Даже причастия его не смущали. Только раскатистое «р» выдавало в нему чужака.

Ванаи сдалась.

– Проходите, прошу вас, – проговорила она на родном языке. – Я передам, что вы желаете его видеть.

Спинелло вознаградил ее очередным поклоном.

– Вы столь же добры, сколь и прелестны.

Ванаи отступила более поспешно, чем фортвежская армия. Руки альгарвеец, к счастью, не распускал, но она и не позволила ему подойти близко.

Когда Ванаи заглянула в дедов кабинет, Бривибас раздраженно глянул на нее.

– Кто бы там ни барабанил в дверь, – промолвил он, – надеюсь, ты напустила ему блох в уши. Составлять черновик научной работы на фортвежском достаточно тяжело и без лишних помех.

– Дедушка… – Ванаи набрала воздуха в грудь и с некоторым удовольствием огорошила деда: – Дедушка, с вами желает говорить альгарвеец, майор по имени Спинелло, касательно ойнгестунских древностей.

У Бривибаса отвисла челюсть. Он вернул ее на место и попробовал заговорить:

– А… альгарвеец? Майор? – Каждое слово, судя по всему, требовало особенного усилия. – И что же мне делать? – пробормотал старик себе под нос. Ответ, впрочем, был очевиден даже для кабинетного ученого. Бривибас поднялся с кресла. – Тогда мне, наверное, следует с ним встретиться?

Он последовал за Ванаи в коридор, ведущий к дверям. Спинелло разглядывал терракотовый барельеф, изображавший шорника за работой.

– Превосходная копия, – заметил он, раскланявшись с Бривибасом и в очередной раз – с Ванаи. – Я видел оригинал в музее города Трапани.

Ванаи была ошарашена тем, что гость не только признал малоизвестную находку, но и вспомнил, где она выставлена. Дед ответит только:

– Какая жалость, что она не осталась на месте раскопок.

Спинелло погрозил ему пальцем на манер актера, изображающего альгарвейца на сцене.

– Этот шедевр нашли на раскопках в Ункерланте, сколько мне помнится, – парировал он на безупречном каунианском. – Туземные дикари, скорей всего, разбили бы его спьяну.

– Хм-м… – протянул Бривибас. Ванаи прямо-таки чувствовала, как старик взвешивает две неприязни. В конце концов он резко кивнул. – Возможно, и так. А теперь не будете ли вы столь любезны сообщить, зачем я потребовался майору оккупационной армии?

Спинелло опять поклонился – у Ванаи уже голова начала кружиться.

– Майор, верно, – согласился он. – Я служу своему королю, и служу достойно. Но я также любитель древностей и как таковой стремлюсь припасть к источнику мудрости у ног великого ученого, обитающего, как выяснил я, в ничем более не примечательной деревне, где я обнаружил себя расквартированным.

Девушке показалось, что от лишнего меда и стошнить может. Она ожидала, что дед отправит наглеца прочь – возможно даже, выдрав ему уши. Но Бривибас оказался не более стоек к лести, чем большинство людей.

– В меру своих скромных сил, – пробормотал он, откашлявшись, – стараюсь…

– Вы слишком скромны! – воскликнул Спинелло. Как ни бойко он изъяснялся по-кауниански, но от альгарвейской театральности избавиться не мог. – Ваши исследования керамики Западной Каунианской империи позднего периода первоклассны! Более чем первоклассны! – Он послал историку воздушный поцелуй. – А монография о бронзовых монетах узурпатора Мелбардиса? Опять-таки – работа, которой ученые будут пользоваться и через сто лет. Разве мог я упустить возможность разделить мудрость подобного мастера?

– Кхм! – Бривибас потер шею, словно воротник разом стал ему слишком тесен, и явственно порозовел. Ванаи не могла и упомнить, когда дед краснел в последний раз. Старик снова прокашлялся. – Возможно, нам следует обсудить это в гостиной, а не стоять в проходе. Внучка моя, не будешь так добра налить нам с майором вина? И себе тоже, если пожелаешь.

– Да, дедушка, – бесстрастно отозвалась Ванаи.

Она только рада была сбежать в кухню, хотя каждый выпитый альгарвейским майором стакан не достанется им с дедом.

Когда она вернулась в гостиную, Спинелло расточал украшениям похвалы знатока. Взяв стакан, он широко улыбнулся Ванаи.

– За прекраснейшее из украшений этого дома! – провозгласил он, поднимая стакан в ее честь.

Девушка порадовалась, что не стала пить с мужчинами. И вообще не задержалась в гостиной. Она поспешно сунула стакан деду и скрылась на кухне. Уши ее горели.

На кухне она и осталась: замочила горох и бобы, нарезала лук для скудной похлебки, которой им предстояло ужинать. Не хватало совершенно всего. С тех пор как закончилась война, девушка оставила уже надежду запастись провизией вдоволь. Достаточно было уже и того, что им с дедом удавалось не умереть с голоду.