Оказалось, что оккупация – это когда мать и сестра должны торчать дома и по делам или за покупками посылать Эалстана или его отца. Альгарвейцы чинили не так много насилия, но этого хватало, чтобы приличная фортвежка не вздумала рисковать.

Оказалось, что оккупация – это когда в дом набиваются кузен Сидрок и его родня, потому что шальное ядро превратило их дом в руины. Эалстан понимал, что с тем же успехом это мог оказаться его дом. И тогда он ходил бы, будто оглоушенный, как Сидрок и его отец, брат Хестана, потому что тогда его, а не кузена, сестра и мать были бы похоронены в развалинах.

Оказалось, что оккупация – это когда на каждой стене, которую не обрушило взрывом, налеплен плакат на безграмотном фортвежском. Одни заявляли: «Каунианские царства внесли вас в эту войну». Другие: «Почему вы, фортвеги, за кауниан умирать?» Эалстан не питал добрых чувств к тем каунианам, что селились в границах Фортвега, – разве что когда заглядывался на светловолосых девушек в тугих панталонах. Но если альгарвейцы так старались посеять ненависть к ним, значит, что-то в них должно найтись хорошее!

Оказалось, что оккупация – это когда не имеешь понятия, что случилось с твоим братом Леофсигом. Выносить это было трудней всего.

И все же, хотя эрл Брорда бежал, а в его замке окопался альгарвейский комендант, жизнь продолжалась.

Сестра сунула в полотняный мешок несколько соленых оливок, кусок твердого белого сыра, шмат колбасы с чесноком и горсть изюма.

– Держи, – бросила она. – И не задерживайся. В школу опоздаешь.

– Спасибо, Конберга, – ответил юноша.

– Не забудь по дороге домой зайти к булочнику и купить хлеба, – напомнила Конберга. – А если все булочные будут закрыты, притащи от мельника десять фунтов муки. Хлеб испечь мы с мамой и сами можем.

– Ладно… – Эалстан запнулся. – А если у мельника тоже не будет муки?

– Тогда, – раздраженно ответила сестра, – будем голодать. Что меня вовсе не удивит. Сидрок! – крикнула она. – Ты уже готов? Учитель тебя выдерет как козу и будет прав!

Не успев вытащить черепаховый гребень из густых темных кудрей, Сидрок скатился по лестнице в кухню, чтобы получить такой же, как у Эалстана, обед.

– Побежали, – бросил Эалстан. – Конберга права: если опять опоздаем, о наши спины розги сломают.

– Наверное, – безразлично пробормотал Сидрок.

Быть может, ему хорошая трепка и помогла бы выйти из меланхолии, но Эалстану – нет, и ему вовсе не хотелось заработать розог только оттого, что кузен до сих пор не пришел в себя. Ухватив Сидрока за рукав, он вытащил его на улицу.

Мимо дома никто из альгарвейцев в тот момент не вышагивал, за что Эалстан возблагодарил силы горние. От одного вида килтов у него начинали болеть зубы. Проходить мимо захватчиков без насмешек тоже было мучительно, но рисковать жизнью юноша не собирался. Оккупанты не только с женщинами обходились как им вздумается.

Эалстан был уверен, что Леофсиг и его товарищи не творили ничего подобного на альгарвейской земле. Нет, сама мысль о том, что Леофсиг и его товарищи могли сотворить нечто подобное, не приходила юноше в голову. А даже если и творили, значит, альгарвейцы заслужили кару.

Завернув за угол, Эалстан вышел на главную улицу, где стояла его школа. Тут он уже не мог притворяться перед собой, что Громхеорт остается свободным фортвежским городом. Во-первых, через каждые несколько кварталов на улице стояли альгарвейские посты. Во-вторых, повсюду проросли поганками таблички на чужеземном языке, где сами буквы были начертаны так замысловато, что их едва можно было прочесть, особенно Эалстану, привычному к угловатым фортвежским письменам. А в-третьих, проходя главной городской улицей, юноша ясно видел, как пострадал Громхеорт, прежде чем сдаться на милость победителя.

Альгарвейцы сгоняли горожан на расчистку завалов.

– Работа, твою проклять! – орал солдат в юбке на скверном фортвежском.

Фортвежцы и кауниане, которых захватчики согнали на принудительные работы, уже швыряли в телеги битую черепицу, обломки кирпичей, ломаные доски. Какая-то каунианка нагнулась, чтобы подобрать кирпич, и альгарвейский солдат неторопливо погладил ее по ягодицам.

Та с возмущенным вскриком выпрямилась. Солдаты расхохотались.

– Работа! – приказал тот, что дотронулся до каунианки, и взмахнул жезлом.

Лицо женщины походило на застывшую маску. Она нагнулась снова, и солдат опять погладил ее. В этот раз каунианка продолжала трудиться, словно ее мучителя не существовало на свете.

Эалстан торопливо проскочил мимо рабочих, чтобы альгарвейцы и его не отправили кидать кирпичи. Сидрок последовал за ним, поминутно глядя ошеломленно и жадно, как развлекаются солдаты.

– Да пошевеливайся! – нетерпеливо крикнул ему Эалстан.

– Силы горние, – пробормотал Сидрок скорее себе под нос, чем обращаясь к двоюродному брату. – Вот хорошо бы так… с девчонкой…