Джурджу поднял голову, словно только сейчас заметил альгарвейского офицера. Бригадир оказался лучшим лицедеем, чем мог от него ожидать подводник.

— Чо надобно? — пробасил великан таким жутким деревенским говором, что даже Корнелю, родившийся на Тырговиште, едва мог его понять. Для лейтенанта, должно быть, его слова прозвучали полной тарабарщиной, хотя обычно альгарвейцы и сибиане могли понимать друг друга без толмача.

— Мы… ищем… одного… человека, — промолвил лейтенант медленно и внятно.

— Чо ботае? — Джурджу продолжал валять дурака — здоровенного и, надо полагать, опасного дурака, потому что опирался он при разговоре на рукоять топора еще более тяжелого, чем у остальных лесорубов.

— Мы ищем одного человека, — повторил альгарвеец. Видно было, что терпение его на исходе. Он обвел взглядом бригаду. — Есть здесь кто-нибудь, кто владеет альгарвейским или хотя бы внятно говорит на сибианском?

Никто не признался. В других обстоятельствах Корнелю мог бы вызваться добровольцем, но не сейчас. Ему весьма любопытно было, кого ищут солдаты Мезенцио. Едва ли им известно, что он здесь, и все же…

— Чо ботае? — повторил Джурджу еще более невнятно. Мину он при этом состроил самую серьезную — Корнелю просто обзавидовался.

— Деревенские олухи, сударь, — заключил один из патрульных. — Просто безмозглые олухи.

Может, он просто высказал свое мнение о покоренных туземцах. А может, пытался довести сибиан до белого каления, заставив выдать, что они понимают вражеское наречие. А может, и то, и другое — Корнелю не взялся бы отрицать это.

Так или иначе, но лейтенант покачал головой.

— Не-ет, — ответил он с беззаботной улыбкой. — Они просто врут. Прекрасно все понимают — некоторые хотя бы. Так вот, мы заплатим немало звонкого серебра за парня по имени Корнелю. Или сами поймаем. Так или иначе он наш будет. Айда, парни.

Взмахом руки подозвав подчиненных, он направился прочь, в сторону города.

«Так или иначе он наш будет». Альгарвейское высокомерие жгло Корнелю душу. Но лейтенант оказался неплохим командиром. Он посеял в бригаде зерна предательства — как сеял их, должно быть, везде, где побывал патруль. Теперь оставалось только ждать урожая.

Лесорубы вернулись к работе. Корнелю продолжал колоть чурбаки, не поднимая головы. Он редко позволял себе отвлекаться от работы, а сегодня — еще меньше обычного. И всякий раз, когда он, выпрямившись, оглядывал вырубку, он ощущал на себе взгляды остальных работников. Имя «Корнелю» было не самым редким на островах Сибиу… но все же встречалось нечасто.

За ужином — подводник получил большую миску крутой овсянки с рубленой солониной — к нему подошел Джурджу и присел рядом на поваленном стволе.

— Это тебя разыскивают ищейки Мезенцио?

— Не знаю. — Корнелю невозмутимо отправил в рот еще ложку овсянки. — Может быть, да. А может, и нет.

Он пожалел, что не записался в бригаду под чужим именем.

Джурджу кивнул.

— Стоило спросить. Так, как ты дерешься, учат в армии или на флоте. Должно быть, эти горластые болваны захотят допросить бывшего военного.

— Ага. — Корнелю упрямо буравил взглядом овсянку. Смотреть Джурджу в лицо он боялся — да и голоден был настолько, что дурные манеры казались простительными. Все лесорубы наворачивали немудреный ужин, словно оголодавшие волки: работа такая.

— Я не единственный, кто так умеет, — добавил он с набитым ртом. — Вот ты, к примеру.

— Ага, я тоже. — Джурджу мотнул тяжелой башкой, словно вновь прикидываясь дураком. — Но тот альгарвеец не назвал мое имя. Он искал тебя.

В душе Корнелю вскипел гнев.

— Ну так выдай меня! Если речь и вправду шла обо мне, тебе неплохо заплатят. Они же хотят нас умаслить. «Сибиане — тоже альгарвейское племя», — язвительно процитировал он текст плакатов, которые видел на улицах Тырговиште.

— Топор им в жопу, а не одно племя, — буркнул Джурджу. — Если они нас так любят, нечего было к нам соваться. Это я так думаю. Но найдутся и другие… те, что иначе считают.

— Предатели, — горько бросил Корнелю.

Джурджу не стал спорить.

— Они есть, — только и промолвил он. — Закроешь на это глаза — сам поплатишься. — Он поднялся на ноги, возывшаясь над Корнелю, будто башня. — Возьми лишнее одеяло: чую, к утру заснежит.

У Корнелю было такое же предчувствие. Моряк не ожидал такого чутья на погоду у человека, который всю жизнь провел на суше. В это время года погода обыкновенно бывала скверная: Тырговиште омывали студеные южные воды, а холмы в глубине острова были высоки. Даже редкими ясными днями солнце едва поднималось в небо и тут же устало опускалось за окоем. Когда же небосвод заволакивали тучи, невозможно было отличить день от ночи.