— Сам конунг?! — воскликнула Аннора, и глаза ее восторженно округлились. Она, как и Гаривальд, была типичной ункерланткой: загорелой, жилистой, и нос у нее был… ну, в общем, не маленький. — Сам конунг Свеммель будет говорить с нашей деревушкой! — повторила она, словно не в силах была поверить в этакое чудо.

— Силы горние! — присоединился к ней Сиривальд, вгрызаясь в горбушку черного хлеба. Другую горбушку жевала Лейба, но она была еще слишком мала, чтобы интересоваться конунгом, и ей было решительно все равно, будет он говорить с ней или нет.

— Полагаю, он будет говорить со всем королевством, — сказал Гаривальд. — В любом случае, со всеми городами и деревнями, где есть кристаллы.

— Так айда слушать! — завопил Сиривальд.

— Да уж пойдем, конечно, — кивнул отец. — Оченно мне интересно, во что это мы влипли. Ты мне всю правду расскажи: что это там у нас с альгарвейцами? — И он замолчал, задумавшись о том, сколько именно и какой правды изволит им сообщить конунг Свеммель

— Ну коли идем, так идем теперь же! — заявила Аннора. — Надо подсуетиться, чтобы занять места поближе к хрусталику. — И перейдя от слов к делу, она подхватила малышку на руки и выскочила за дверь. Мужу и сыну оставалось лишь последовать за ней.

Но эта удачная мысль пришла в голову не только Анноре: на площади уже собралась такая толпа, что Гаривальд уж и не помнил, видел ли он когда-либо столько народу вместе. А если и видел, то и тогда людей все одно было меньше, чем сейчас. И хоть объявление Ваддо слышали не все, но все, кто слышал, не преминули позвать на площадь всех своих родных, друзей и соседей. И теперь там шла своя война — за лучшие места: оттаптывали ноги и вовсю работали локтями. Гаривальду тоже заехали по ребрам, но он от души пнул кого-то в ответ.

— Ну чего мы собачимся! — раздался чей-то голос. — Ваддо-то с кристаллом пока что нету! — Это слегка остудило страсти, толпа притихла, тычков и пинков поубавилось. Но ненадолго.

— Да вон он идет! — одновременно загалдели несколько человек, и толпа разом подалась навстречу старосте. Осторожно ступая, Ваддо благоговейно нес на вытянутых руках узорчатую подушку, вышитую его супругой. На подушке покоился кристалл.

— Дорогу! — снова в один голос закричала толпа.

Никогда еще Ваддо не удостаивался такого восторженного приема. Да Гаривальд и припомнить не мог, когда старосту встречали с такой радостью. Но если уж по чести говорить, то встречали-то не старосту, а кристалл, который он нес.

— Не опускай его! — молил кто-то.

— На кресло, на кресло его возложи! — суетился другой. — Тогда мы его всем миром увидим!

Первое предложение Ваддо принял, второе ровно и не заметил. Дождавшись тишины, он объявил:

— Его величество соизволит обратиться к нам через каких пару минут! Он мысленно воссоединится с нами, дабы разделить со всеми тяжесть наших тревог и забот!

Гаривальду не очень-то верилось, что конунг собирается разделять их, крестьянские, заботы. И все же он усиленно заработал локтями, чтобы пробиться вперед, пока не оказался во втором ряду, откуда кристалл был виден очень даже хорошо.

В неактивном состоянии магический талисман был похож на обычный стеклянный шар. А затем как-то вдруг сразу он… изменился. Конечно, Гаривальд много раз слыхал о том, как работает кристалл, но своими глазами видел такое впервые. Сначала хрустальная сфера вся заполнилась светом. А затем сияние померкло, и на него из шара глянул… сам конунг Свеммель. Длинное лицо правителя было бледным и изможденным. Должно быть, каждому из застывших в благоговейном молчании вокруг кристалла крестьян почудилось, что конунг смотрит в глаза именно ему. Благодаря магии кристалла конунга видели все, и то, что он вдруг оказался таким маленьким (точнее, его изображение), потрясло Гаривальда до глубины души.

Свеммель смотрел так, словно и вправду видел всех и каждого из своих подданных, собравшихся на встречу с ним во всех концах королевства. Когда волнение и непроизвольный трепет слегка поутихли, Гаривальд вдруг подумал: «До чего же он заезженный нынче — сущий доходяга!»

— Да он, небось, уже несколько суток не спал, — донесся сзади шепот Анноры.

— Похоже, с тех пор, как война началась, — кивнул Гаривальд и прикусил язык, ибо конунг заговорил.

«Братья и сестры, крестьяне и горожане, солдаты и моряки — я обращаюсь к вам, друзья мои!» Такое начало речи просто потрясло Гаривальда — он и помыслить не мог, что правитель страны будет говорить с ним такими простыми словами. Но дальше конунг заговорил уже как по-писаному, традиционно заменяя единственное число на множественное:

«В наши земли вторгся враг. Подлая орда короля Мезенцио вонзила свои клыки глубоко в нашу плоть, а альгарвейские шакалы Янина и Зувейза следуют сворой за хозяином. Враг отринул от нас большую часть Фортвега, законно припавшего к нашим стопам прошлым летом. И исконно древние земли наши на юге уже стонут под тяжкой поступью безжалостного врага! — Свеммель картинно глубоко вздохнул и продолжил: — Но мы соизволяем сообщить, что осквернившие наши земли альгарвейцы изведали ярость полков наших. И если часть захваченных земель наших до сих пор бьется в лапах врага, это лишь усиливает нашу доблесть и ненависть к захватчикам для решающего и окончательного удара. Альгарвейцы, да поглотят их силы преисподние, застигли нас врасплох. Настала пора Ункерланта ответить проклятым рыжеголовым мерой за меру и сверх того!»