В сизых ее глазах Леофсиг читал отчаянные посулы, обещания того, что юноше не довелось еще пережить, не довелось вообразить даже. И он не мог не чувствовать искушения и ненавидел себя за это. Покуда он продолжал надеяться, что Фельгильда позволит ему хотя бы запустить руку ей под платье — до сих пор Леофсигу это не удавалось — как может он не испытывать искушения выяснить, что же теряет?

Рука его сама потянулась к кошелю. Долдасаи издала странный смешок: не то от горького веселья, не то… от разочарования? Леофсиг сунул ей пару монет.

— Вот, держи, — выпалил он. — Жаль, не могу дать больше. Мне от тебя ничего не надо.

Это была не совсем правда, но так оно прозвучало понятней.

Девушка уставилась на мелкие сребреники, потом резко отвернулась.

— Будь ты проклят, — выдавила она. — Я думала, что уже разучилась плакать после всего, что пережила. Уходи, Леофсиг, — нет, она не забыла его имени, — и если смилостивятся силы горние, мы не свидимся больше.

Он отчаянно хотел помочь ей чем-то большим, нежели пара монет, но даже ради спасения жизни не придумал бы — чем. Оставалось только бесславно скрыться и не оборачиваться больше — чтобы не увидеть, как Долдасаи предлагает свое тело другому фортвежцу, готовому расстаться с несколькими сребрениками за пару минут удовольствия.

— Быстро ты сегодня вернулся, — заметила Эльфрида, отпирая дверь.

— Да…

Леофсигу не хотелось рассказывать матери, что он бежал от Долдасаи так же позорно, как фортвежская армия — от альгарвейцев.

— Ну да. — К его облегчению, мать не уловила фальши в голосе. — У тебя еще будет время ополоснуться, — это значило, что, несмотря на ливень, от него до сих пор несло потом, — и выпить глоток вина перед ужином. Конберга даже купила где-то мяса дл бобовой похлебки.

— Какое мясо? — подозрительно осведомился Леофсиг. — Кролик с крыши?

Эльфрида покачала головой.

— Мясник уверяет, будто баранина, но по-моему, козлятина, да такая старая — который час тушится, а все как подметка. Но лучше жесткое мясо, чем никакого.

Поспорить с этим Леофсиг не мог, но подумал про себя: сколько же месяцев не видывали мяса родные Долдасаи? Его семья переживала тяжелые времена. Ее семья пережила катастрофу. Юноша сдернул полотенке с вешалки и пошел к себе, чтобы ополоснуться из кувшина над тазиком — не баня, понятное дело, но тоже лучше, чем ничего.

Эалстан поднял голову от учебника: в кои-то веки это был не отцовский задачник, а хрестоматия по литературе.

— Что такой кислый? — спросил он старшего брата.

— Правда? — пробормотал Леофсиг, обливаясь водой.

— Ну да, — отозвался Эалстан. — С чего бы?

— Ты правда хочешь знать? — Леофсиг призадумался. Но братишка уже не маленький… — Я тебе расскажу. По дороге домой я столкнулся с дочерью Даукантиса — помнишь, торговец оливковым маслом? — И он коротко пересказал историю Долдасаи.

Эалстан поцокал языком.

— Сурово, — заметил он. — Я слышал такие истории, но чтобы про знакомых — никогда. Ты бы отцу рассказал. Если кто и сможет им помочь, так это он.

— Угу, — буркнул Леофсиг сквозь полотенце, которым вытирал волосы, и, опустив руки, глянул на брата: — Знаешь, а это хорошая мысль. Ты взрослеешь быстрей, чем я думал.

— Жизнь под рыжиками сказывается. Тут быстро плавать научишься… или утопят, как наших кауниан, — отозвался Эалстан. — Ты видел эти новые плакаты «Вступайте в бригаду Плегмунда» — или как там она у альгарвейцев называется?

— Заметил, конечно. Трудно не заметить — ими весь город обклеен, — отозвался Леофсиг. — Экая дрянь!

— Вот и я так думаю. А Сидрок твердит, что готов туда записаться. — Эалстан вскинул руку, прежде чем Леофсиг взорвется, как ядро. — По-моему, он не Мезенцио в любви признается. Мне кажется, он просто мечтает куда-нибудь пойти и кого-нибудь убить. А тут такой случай подворачивается!

— И что сказали об этом отец и дядя Хенгист? — поинтересовался старший брат.

— Дядя Хенгист как раз на него орал, когда ты пришел, — ответил Эалстан. — Он уверен, что Сидрок ума лишился. Папа молчит; может, он считает, что Сидрок — дядина забота?

— А может, стоит отпустить дурака в бригаду изменников? — обронил Леофсиг с такой леденящей душу практичностью, что сам испугался. — Если он уедет брать приступом Котбус, то не сможет выдать альгарвейским жандармам, что я сбежал из лагеря для военнопленных.

Эалстан глянул на него с ужасом, но, прежде чем Лефсиг успел ответить, в комнату из дворика заглянула Конберга и крикнула: «Ужин готов!» Младший брат побежал в столовую. На лице его читалось неприкрытое облегчение. Леофсиг, следуя за ним, тоже порадовался про себя, что беседа их прервалась так удачно.