Пезаро угрожающе нахмурился.

— Нам требуется сорок человек. Если столько добровольцев не найдется, недостающих мы выберем сами. — Словно по заказу, к ойнгестунскому перрону подкатил с востока становой караван, и сержант указал на него: — Вон уже и поезд. Видите — некоторые вагоны уже полны кауниан.

— Полны кауниан, точно сказано, — проворчал Бембо на ухо своем напарнику. — Набиты, что банки с сардинами в масле.

— Сардины дешевле, чем оливковое масло, — ответил Орасте. — А клятые чучелки дешевле, чем места в вагонах. — Он сплюнул на мостовую.

Из толпы выступили еще трое или четверо кауниан.

— Так не пойдет, — воскликнул Пезаро, качая головой и упирая кулаки в бока в театральном отчаянии. — Так вовсе не пойдет! — Вполголоса он добавил для своих: — Тяжело, когда никто не понимает по-альгарвейски.

Кто-то из толпы задал вопрос.

— Она хочет знать, — перевел Эводио, — можно ли взять с собой на восток личные вещи.

Пезаро покачал головой.

— Только одежду, что на них. Больше им ничего не понадобится. Как только прибудут на место, мы о них позаботимся.

— А долго нам придется там работать? — спросил мужчина.

— До победы, конечно! — ответил Пезаро.

Его окликнули из каравана. Сержант ощерился.

— Ладно, время поджимает. Еще добровольцы есть? — Из толпы выбралась еще пара кауниан. Пезаро вздохнул. — Этого мало. Нам нужно полное число. — Он ткнул пальцем в ближайшего мужчину. — Ты! — Женщина рядом с ним. — Ты! — Парочка, которую нашли Бембо и Орасте. — Ты, старый хрыч со своей девкой — оба, да, вы!

— Она его внучка, сержант, — поправил Бембо.

— Да? — Пезаро потер подбородок. — Ну тогда ладно. Лучше вы двое! — Он указал на пару мужчин средних лет. — Педерасты, небось.

Выбор совершился скоро. Под жезлами альгарвейских жандармов и охранников в поезде выбранные кауниане набились в вагон каравана.

— По домам! — рявкнул Пезаро на остальных. Эводио перевел для самых несообразительных.

Кауниане разбредались не спеша. Многие плакали по внезапно утерянным близким. Поезд укатил вдаль.

— Неплохо поработали, — заключил Орасте.

— Много ли они наработают на фронте, этакие помощнички с улицы? — полюбопытствовал Бембо. Орасте уделил ему снисходительный взгляд, какому позавидовал бы сам сержант Пезаро. В голове у жандарма словно разорвалось ядро. — А-а! Вот так, да?

— А как еще? — отозвался Орасте.

Наверное, он был прав: иной смысл в случившемся найти было трудно.

На обратном пути в Громхеорт Бембо был непривычно молчалив. Совесть его — обыкновенно зверюшка вполне ручная — скулила, кусалась и тявкала. Но к тому времени, когда жандарм плюхнулся на койку в бараке, он поборол проклятую. Кто-то на самом верху решил, что так и должно быть, — и кто такой патрульный Бембо, чтобы спорить? Спал он той ночью крепко — от усталости, не иначе.

Осенью погода в Елгаве, если не считать взгорий, стояла обыкновенно ровная — предмет зависти жителей южных краев. Становилось прохладней, и местные жители вместо легких рубах и полотняных штанов надевали бумазейные куртки и суконные брюки. У отца Талсу прибавилось работы: перебирая гардероб, елгаванцы спешно заказывали замену всему, что сносили за прошлую зиму.

— Мне бы ткани побольше, — ворчал старый портной. — Из-за проклятых альгарвейцев вечно материала не хватает. Из того, что у нас ткут, они половину забирают себе.

— Всем всего не хватает, — согласился Талсу. — Рыжики готовы стащить все, что гвоздями не прибито.

Отец нахмурился.

— Так и бывает, когда проиграешь войну.

— Верно, — согласился Талсу. — Но, силы горние, когда же ты перестанешь думать, что я ее самолично продул!

— Ни на минуту такого не подумал бы, сынок, — примирительно отозвался Траку. — Тебе еще как в этом помогли — все, с короля начиная и всех офицеров включая.

Понизить голос он не утруждался. В прежней Елгаве это было бы смертельно опасно. Но альгарвейцы были не против, если простой народ с ненавистью отзывался о короле Доналиту — скорей наоборот. Они даже не очень преследовали тех, кто поливал грязью захватчиков. В этом отношении Талсу, правда, не хотел бы испытывать их терпение.

На миг он обрадовался, что отец все же не винит его в поражении елгаванской армии, но, припомнив точные слова Траку, сообразил, что ничего подобного тот не имел в виду. Отец согласился лишь с тем, что Талсу не единственный приложил руку к разгрому.