Дизабулу церемония явно начала приедаться.

Гуделин слегка замешкался, но быстро пришел в себя.

– Серебро для великого кагана!

Превалий, сын Хараваша, принес большой мешок и положил его позади первого. Металлическое пение монет было высокого тона, но не менее приятным.

– Украшения для прекрасных женщин кагана, пополнение в его сокровищницу: рубины, топазы, опалы, горящие, как огонь, жемчуг, сияющий, словно лунный свет!

Когда солдат поднес очередной дар, Гуделин открыл мешочек и показал на ладони сверкающую жемчужину. Горгид мысленно поставил ему высший балл за сообразительность: Аргун, который всю жизнь провел вдали от моря, вряд ли когда-нибудь видел жемчуг. Каган наклонился вперед, разглядывая жемчужину, удовлетворенно кивнул и снова откинулся на спинку стула.

– Превосходные одеяния для величайшего кагана!

Одни халаты были расшиты золотыми нитями, другие – бархатные или белоснежные, батистовые – украшены золотом и серебром, богатым орнаментом, драгоценными камнями.

На этот раз подарки пробудили интерес Дизабула. Его отец остался к одеждам равнодушен.

– И, наконец, последний дар, высочайший знак уважения. Автократор Видессиан преподносит великому кагану сапоги, окрашенные в императорский пурпур.

Только Император Видесса имел право носить сапоги пурпурного цвета. Если он приглашал кого-то разделить с ним этот символ могущества, то только в знак величайшего уважения. Князь Томонд Намдаленский не носил пурпурных сапог.

Переводя свои слова через Арига, Аргун отвечал:

– Прекрасные дары. Сопровождают ли их какие-либо слова?

– Слова? Будет ли петух кукарекать? Станет ли ворона каркать? – пробормотал Скилицез по-видессианскя, пока Гуделин набирал полную грудь воздуха, готовясь к новому извержению риторического вулкана. Ариг тоже усмехнулся, но, будучи сторонником Видесса, не стал переводить отцу o'"(b%+l-cn шутку Скилицеза.

Гуделин зло покосился на своего товарища и приступил к торжественной речи, коею приготовлял не единый уж день:

– О мужественный и наиславнейший Аргун! Наш великий Император, Автократор Видессиан, державный Туризин Гавр, через меня, своего посланника, желает, дабы удача всегда и вечно сопутствовала тебе во всех начинаниях твоих, равно как желает он и того, чтобы вечные узы дружбы соединяли тебя и наиславнейший клан твой с Империей Видесс! Сокровеннейшее желание моего владыки – дабы ты выказывал свою доброту также нам, посланникам великой Империи. Да поразишь ты смертью и поражением великим всех твоих врагов! Да наградишь ты любовью друзей своих! Пусть никогда не проляжет злая вражда между народами нашими, ибо неприязнь губительна для уз дружбы, в то время как…

– Помедленнее, дьявол по твою душу! – отчаянно прошептал Скилицеэ. – Я давно уже перестал соображать, что ты там несешь. Как же мне переводить, да еще так, чтобы и они это поняли?

– Им не обязательно понимать все это в точных деталях, – ответствовал Гуделин и торжественно взмахнул рукой. – Я всего лишь произношу то, что необходимо в подобных случаях. – Он снова поклонился Аргуну. – Люди клана Серой Лошади и все чада твои и домочадцы, какие только есть у тебя, величайший каган, – все они приятны сердцам нашим и близки душам нашим. Пусть же неприязнь никогда не закрадывается в наши отношения, равно как и в отношения между нашими державами.

Он отступил на шаг в знак того, что речь его закончена.

– Очень красиво, – произнес Ариг. Годы, проведенные в Видессе, помогли старшему сыну кагана лучше оценить риторические перлы Гуделина, чем это могли сделать его отец или брат.

– Я… – перебил его каган.

Ариг кивнул, немного растерявшись. В присутствии Аргуна он был всего лишь почтительным сычом – от чего также немного отвык, находясь в столице Империи в качестве высокого посла могущественного народа аршаумов.

– Мой отец желает отвечать вам через меня. Не обижайся, Ланкин. Ты хорошо говоришь на нашем языке, но…

– Разумеется, – быстро согласился Скилицез.

– Это высокая честь для нас – услышать ответ кагана, – добавил Гуделин изысканно.

Горгид приготовился выслушать еще одну высокопарную речь. Но Аргун произнес две лаконичные фразы и замолчал.

Его сын перевел:

– Приношу свою благодарность за подарки. Я приму окончательное решение после того, как выслушаю слова, присланные мне из Иезда.

Гуделин разинул рот.

– И это все? – пискнул он. Чиновник растерялся до такой степени, что разом позабыл и манеры, и риторику, и красивые слова. Он выглядел так, словно его пырнули ножом. Затем, опомнившись, Гуделин медленно, с поклонами, отступил в сторону.

– «Приношу свою благодарность за подарки». И все! – Бюрократ выругался так сочно, словно всю жизнь провел в казарме.

– Ты говорил очень хорошо. Аргун ответил тебе так кратко, потому что стиль кочевников отличается от имперского, – сказал Гуделину Горгид. – Кочевники умеют наслаждаться видессианским красноречием не хуже имперцев. Вспомни Олбиопа! Аргун, как мне кажется, умный и хитрый вождь. А ты что, ждал, что он сразу скажет тебе «да» или «нет», не выслушав предварительно обе стороны?