Шрифт:
Мимо проходили стада – мычащие коровы, блеющие овцы. Пастухи отгоняли стада, чтобы не мешать выступающей в поход армии.
– Давай, живей, шевелись! – кричал старший пастух. – Нет, Стор, не давай им сейчас пить. У нас будет для этого много времени потом, когда все уйдут.
Гай Филипп наблюдал за пастухом с растущим уважением.
– Вот кто мог бы стать неплохим офицером, – заметил он трибуну.
У Марка блеснула идея.
– Так почему бы не сделать из него офицера? Кто лучше него может возглавить твоих партизан?
Старший центурион уставился на Марка удивленно.
– Клянусь богами, тройная шестерка!
Оба римлянина обменялись улыбками. В Видессе, в отличие от Рима, шестерки были худшими бросками – имперцы называли их «демонами». Фраза Гая Филиппа заключала в себе одну из тех маленьких деталей, которые все еще делали легионеров в Империи чужаками.
– Эй! – крикнул Гай Филипп.
– Ты мне? – спросил старший пастух, не поворачивая головы. – Подожди.
Он быстро разделил два стада, направив их в разные стороны, чтобы они не мешали друг другу пастись. Когда это было закончено, он подошел к римлянам и кивнул им с завидным достоинством.
– Чем могу быть полезен?
Марк заговорил было, но запнулся, не зная имени пастуха.
– Тарасикодисса Симокатта, – представился тот. Римляне моргнули, услышав столь длинное имя. Пастух добавил: – Все зовут меня просто Расс.
– И правильно делают, – прошептал Гай Филипп, но по-латыни.
Скавр тоже подумал об этом, однако заговорил сразу о деле:
– Когда мы встретились впервые, ты говорил, что собирался поднимать на чужаков округу.
Расс снова кивнул.
– Так тебе приходилось держать в руках оружие?
– Немного. Лук, топор. Копье. Меч – почти не приходилось.
– Любишь сражаться? – спросил Гай Филипп.
Ответ был быстрым и определенным:
– Нет.
Старший центурион просиял. Это выражение удивительно не гармонировало с его суровым, обветренным лицом.
– Ты был прав, Скавр. Мне, пожалуй, подойдет этот парень. – Гай Филипп поверялся к Симокатте. – Хочешь, чтобы намдалени пожалели о том, что вообще появились на свет Божий?
Расс долго изучал лицо центуриона. Постепенно физиономия старшего пастуха приобрела точно такое же хитрое, лукавое выражение, точно в зеркале. У этих двоих – бородатого видессианского пастуха и старого римского ветерана – очень много общего, невольно подумалось Марку, Приманка была слишком лакомой, чтобы Расс отказался отщипнуть хотя бы кусочек…
– Расскажи мне об этом побольше, – попросил Расс.
Гай Филипп улыбнулся.
Двумя днями позднее старший центурион глядел куда как более мрачно. Ранним утром, поднимаясь вместе с легионом на холмы, он оглянулся назад, на поместье Зонары.
– Надо было поджечь дом, – сказал он Марку. – Это поместье – отличный укрепленный пункт. Не стоило оставлять его Драксу.
– Знаю, – отозвался трибун. – Но если бы мы подожгли его, то что подумали бы об этом местные землевладельцы? Если мы жжем их дома, то что, спрашивается, они выигрывают, присоединившись к нам? Мы должны оставлять их дома в неприкосновенности. Иначе они станут смотреть на нас как на еще один отряд варваров, таких же скверных, как намдалени.
– Может, и так, – сказал Гай Филипп. – Да только не слишком мы им понадобимся, если открыто покажем свою слабость.
Скавр только хмыкнул. К сожалению, в этих словах было слишком много правды. Разрушить поместье Зонаров и восстановить против себя землевладельцев? Или подарить это поместье Драксу в качестве отличной базы? Что принесет больше вреда? Вопрос был обоюдоострым. Хотелось бы Марку найти точный ответ в этой ситуации, когда тактика должна перевесить стратегию.
– Ничего, время от времени на ошибках учатся, – утешил Гай Филипп, когда Скавр поделился с ним своими сомнениями. Затем добавил: – Конечно, если ты сделаешь слишком большую ошибку, она убьет тебя, и после этого ты уже немногому сможешь научиться.
– Ты всегда умел снять тяжесть с моего сердца, – сухо сказал Марк.
На севере, в горле долины, которая принадлежала Зонару, Скавр заметил движение.
– Мы вовремя унесли ноги. Намдалени тут как тут. Как ты думаешь, нас хорошо прикроют?
– Арьергард Тарасия? Исключено. Он не выдержит фронтальной атаки. – В голосе старшего центуриона звучали твердая убежденность и вместе с тем искреннее сожаление. Гай Филипп подозвал к себе солдата: – Эй, Флор, приведи-ка сюда этого пастуха Расса. Я хочу, чтобы он кое-что увидел.