Шрифт:
– Он еврей и никакой не Лев Михайлович. Его настоящее имя Лейб Хаимович Гольдман. Нет, он хороший, добрый и очень умный. Я понимала, конечно, что мое замужество со стороны может показаться чем-то отвратительным, стыдным… Но я готова была готовить ему круглые сутки (он очень любит вкусно поесть), убираться, стирать его одежду, вести хозяйство… Я научилась готовить форшмак, фалафель, хумус, фаршировала щуку, ну и пекла, конечно, наши, русские пироги, которые ему нравились… Я старалась, еще до свадьбы жила у него, приводила все в порядок… И он, представьте, даже пальцем меня не тронул, выказывал исключительно заботу и нежность. Дарил мне золото, давал деньги, чтобы я купила себе одежду… Правда, намекнул, что я не должна выглядеть уж слишком, как пацанка… Вот и пришлось покупать эту юбку… Словом, я подумала, что этот брак может спасти всю нашу семью, ведь Лева заплатил все наши долги и обещал выкупить мою же квартиру, выставленную на продажу… Все шло так хорошо… И вдруг эта поездка, это купе… Кто бы подумал, что в нем столько энергии! Меня… Меня тошнит от него!!! Это такая гадость!
Она вдруг замолчала и сидела, глядя Наде прямо в глаза, словно не зная, продолжать ли ей свой удивительный рассказ о старом еврее-жеребце или нет.
– Женя, вы можете выспаться и отдохнуть у меня здесь, – Надя сама решила ей помочь. – Он сейчас где? Наверняка спит?
– Знаете, он очень любил котлеты с чесноком. Я нажарила ему в дорогу целый контейнер. И он в перерывах между этим… ну, вы понимаете… ел эти котлеты… Он ест, а я в это время бегу в туалет, моюсь, как могу, холодной водой… И мне кажется, что моя кожа тоже начинает пахнуть чесноком…
– А вы наберите в пластиковую бутылку холодной воды, добавьте туда горячей из котла у проводницы. И мойтесь теплой водой. На здоровье!..
Она все еще никак не могла понять, что этой девушке от нее нужно.
– Вас как зовут? – спросила Женя.
– Надя.
– Надя, он умер. Примерно час назад.
Надя медленно подняла голову, встретилась взглядом с мутными от слез глазами Жени. И только сейчас заметила припухлости в уголках глаз, истерзанный розовый рот, словно она все это время кусала губы. Или же это были следы от страстных, полных предчувствия смерти, поцелуев Лейба Хаимовича?
– Женя, вы что, его убили? – спросила она шепотом.
– Нет. Он умер на мне. Как в анекдоте. Как в фильмах про стариков-извращенцев. Он лежит там, – она брезгливо показала пальцем на стенку, – со спущенными штанами… У него ягодицы худые, с какой-то чернотой на коже… Словно он тысячу лет сидел на черных камнях.
– А что вы хотите от меня? Нужно же вызвать проводницу, начальника поезда, полицию… Вы ни в чем не виноваты, поэтому вам и волноваться нечего…
– Я не хочу… Не хочу всего того кошмара, связанного с обратной дорогой, похоронами, дележом наследства, ведь у него же есть сын, внучки и внуки в Москве… Не хочу осуждающих взглядов на поминках. Ничего этого не хочу. И золота этого его тоже не хочу…
И она принялась нервными резкими движениями срывать с себя украшения – перстни, серьги, колье, браслеты. И складывать все это на столик.
– Мне от него ничего не надо… Он уже отдал все отцу, что хотел. Да и я с ним как будто бы расплатилась…
– Я ничего не понимаю, Женя.
– Пожалуйста, я вам сейчас напишу адрес его сына в Москве, телефоны. Отдайте ему все это. Положите куда-нибудь, спрячьте и, когда будет возможность, сначала позвоните ему, скажите, что вам нужно с ним встретиться… Конечно, можно было бы увидеть его на похоронах Левы в Саратове, но кто знает, когда и как туда доставят его тело…
– А вы? Что вы хотите сделать?
– Я хочу сойти на ближайшей станции и исчезнуть.
– Но ваш долг похоронить его!
– Послушайте, я все равно не стану этого делать… И мне ничего не надо от этой семьи. Когда я сойду, и вы позовете проводницу, и поднимется вся эта шумиха, вы увидите на столике мою записную книжку, там адреса и телефоны его родственников, сына… Господи, у меня голова идет кругом… Вы позвоните ему прямо сейчас, скажите, что его отец умер в поезде, что жена его, Женя, исчезла… И что она оставила в купе драгоценности его матери… Он сам скажет вам, что делать. Он очень умный и проворный человек.
– Но мне-то это зачем?
– А я вам заплачу. За хлопоты. У Левы в чемодане лежат деньги, евро, тысяч пятнадцать. Я бы вообще могла просто сойти на станции и исчезнуть… И меня бы долго не могли найти. Но тогда бесследно пропали бы все украшения и деньги Миши, понимаете? И все подумали бы на меня. А так – вы все вернете. Соглашайтесь, умоляю вас. А деньги я вам сейчас принесу…
Надя на какое-то мгновение представила себе заполненную людьми комнату с гробом посередине, выпуклый и словно припудренный лоб покойника с орлиным профилем, одетую в траур Женю, уменьшающуюся на глазах под взглядами людей, пришедших попрощаться с ее мужем. И ядовитый шепот. «Это она убила его… В поезде… проколола ему сердце вязальной спицей… Таблетки вовремя не дала… Я сама лично видела, как она ходила в бриллиантах Сарочки… Вы не знаете, сколько денег он дал ее отцу? А сейчас еще и квартиру его приберет к рукам, и деньги… Сучка молодая. Дрянь».
– Но вас же будут искать, Женя!
– Поселюсь где-нибудь в деревне, затаюсь… Начну новую жизнь. Да, я еще записку родителям напишу, передадите? Не важно, когда. Главное, чтобы они знали, что я жива и здорова.
– Послушайте, у меня другая идея. Понимаете, вот так быстро это не делается… Хорошо, предположим, вы сейчас сойдете на станции… Какая сейчас будет станция, не знаете?
– Знаю, я посмотрела расписание… Через полчаса станция Зимовники, в 21.43, стоянка три минуты.