Шрифт:
Не знали на берегу никакого Чусарака.
– Може, вам на Хведосию надо?
– Нет, нам за горы подаваться надо! – говорил высокий. А сероглазый ругался:
– Чего нам… горы! Обязательно на… Чусарак надо!
– А може, вам, други, на Байдары… на Тушан-Базар? на Гурзуф, или еще на Судак надо?
– Знаю я, им на Карасу-Базар обязательно нужно! А то на Бахчисарай, може?
Задумывался сероглазый, слюнил затрепанную бумажку-книжку:
– Не… нам на этот, на Чусар-рак надо! Не знали на берегу никакого Чусарака.
В полдни видели их у моря, где они опять пили и хотели настойчиво купаться. Но было бурно, море швыряло камни. Потом они палили по бакланам, били по уткам пулей и били метко: хваткие были у них глаза и руки. Потом были они у моста, в ресторане «Веселая Прохлада»; а когда вынырнули к «Ялы-Бахча», их лица были словно после хорошей парки, и глаза застилало мутью. Они путали тяжелыми ногами, подавались вперед в обнимку, состукивались винтовками и головами, и выбрасывали из себя песню:
– Взвейся… с-соколы… орлами!..На мосту глядели они долго в бурную, в пене, речку, ворочавшую камни, гоготали:
– Во, мельница-та… й-их ты-ы!
Их поливало ливнем, но они и не замечали. Они сели на перила моста и, покачиваясь в обнимку, затянули новую песню, слышанную, может быть, в Одессе:
Вчерась мы семечки лузгали, Под вечер, в очень поздний час… И вместе с шкурками летали Огни из ваших чудных глаз!..Старик татарин, гнавший осла с дровами, покачал на них головой, отошел подальше, остановил осла и пожалел их, крикнул:
– Башка разабъешь!
Они разом выкинули из глоток:
Он-на мне прря-ник… подар-ри-ла, Спечен, как видно, на меде-е!..Старик покрутил головой и погнал осла. Ему понеслось вдогонку:
Я не посмел его пошамать, И за-ховал… себе-е… в груде…Дождь припустил такой, что оборвал песню, и оба сердито поглядели в небо. Кругом палили.
– Пал-лят, едренать!.. – сказал сероглазый с сердцем. – На фронт их надоть… Счас махану!..
Но высокий не дал ему винтовку:
– Пашка… подаваться надо…
– Поспеем на погост…
– Чьи таки будэтэ, хлопци? – сторожко спытал их проезжавший дрогаль. – Товарышши, чи? Красные-то, бачуть, блызко? а?..
– Морские черти… к винцу прижухнулись! – сказал сероглазый, щурясь. – Сказывай, гинералов ай камисаров надоть?!. В-веку твоего… п-пять сикун!..
Потянул винтовку, но другой не дал.
– Хлебушка бы нам… – пугливо сказал дрогаль, – а то без надобности, шо будэ…
В пансионе на «Вилле Роз» колокол пробил раз, возвещая обед, и они двинулись к «Ялы-Бахча», рассчитывая, что в таком большом доме непременно должна быть кофейня или виноторговля. Но в «Ялы-Бахча» по случаю воскресенья лавки были закрыты, и чахоточный еврей Гельбрас, торговавший карандашами, сказал им оторопело:
– Ну и тут же гимназия! ну и никакого тут вина нету…
– Под Катеринославом не был? Махны не нюхал?!.
Они выругались и пригрозили. Гельбрас сейчас же запер и даже приставил ставни. Они остались в дожде, на пустой панели.
Теперь… куда же?..
– К горам подаваться надо… – призывал высокий. Мимо них шмыгнула в стеклянные двери барышня, и сероглазого качнуло к двери.
– My… зыка… а-а… – читал он, стараясь отколупнуть афишку, но она была за стеклом двери.
– Му-зы-ка?.. – дернулся высокий и навалился на сероглазого. – Айда… на музы-ку…
И, цепляя винтовками за косяк, громыхая подковами, они полезли на музыку.
Они ввалились в гулкие сени, громыхая железными ногами, заражая воздух перегаром. Сидевшая у столика дама в шубе схватила деньги.
– Нельзя!!. Нельзя!!.
Она махала на них руками, смотрела глазами, увидавшими привидение: дик был их вид и страшен.
– Игде тут… му-зыка?..
Музыка отозвалась сама: где-то играл рояль.
– Му-зыка!.. – сказал с удивлением высокий, и по лицу его поползла улыбка.
Дама смотрела в ужасе. Этих, пустить, к детям?! С этими… ружьями! И от них так ужасно пахнет!.. Это было немыслимо. Она пыталась им объяснить. Они настаивали:
– Извольте давать… билети!
– Уходите, уходите! – просила дама. – Дети боятся, и…