Шрифт:
Сразу ему стало легче, словно убил свой ужас.
Придя в себя, Безрукий опять услыхал ветер, – и опять поднялась тревога.
Он подошел к окошку и пригляделся в щели.
Черными столбами, до дороги, шатались тополя – тени, хлыстами хлестались мальвы. В дымном ущелье возились – мерцали камни, черно чертили по небу буки. Как сбитые птичьи стаи, кружились над ними листья.
– На Перевале теперь захватит!.. Кто теперь прийти может?..
И решил подождать рассвета.
Он допил вино, доел оставшееся пшено и бараньи крошки, – и стало валить дремотой.
– На столе лягу, лучше слышно…
В теплушке опять возилось, постукивало дверью. Ветром?.. Он вздрагивал, сваливал с себя давивший камень… Стук, показавшийся ему громом, свалил камень, он поглядел к теплушке: дверь отворило настежь, – и в ней мерцало.
– Не даст покою…
Он поднялся и запер на замок Сшибка. Стало легче. Подумал: как бы не захватили, – за ветром и не услышишь?..
Чтобы лучше слушать, он переволок от стены скамейку и поставил у самой двери. В дверь сильно дуло. Он повесил мешок на скобку, лег на скамейку и стал слушать…
Ветер, ветер…
Дрематься стало, думалось – как убивали Сшибка…
…Пришли, должно быть, утром, – ночью не допустил бы. Застали на задворках, за работой. Знакомые татары… пришли покупать пшеницу. Солнце уже стояло, рубаху сушить кинул… Пошли толковать в казарму, вина поставил… Тут-то и оглушили камнем…
Он представил себе, как бешено отбивался Сшибок. Вспомнил подвязанную руку у монгола, кровавый шрам Усеина, ерзавшие за камнем ноги.
…Не давался, бился. Печку разворотили… Табуреткой бился… Убивать сразу не хотели, дознавались. Про золото добивались, про пшеницу. В коленку забивали…
Глаза слипались, но он не сводил глаз с теплушки. Мреянием в глазах мерцало, тянулось по потолку, в мути…
И вот кудлатая голова гукнула раз о стенку и затрясла казарму… Полезла выше, под потолок, выставилась и легла на стенке… Выкатившимися мутными белками Сшибок смотрел в казарму…
Безрукий вскочил, вгляделся…
Ветер?.. Ходил по казарме ветер. Белелось на потолке мутно, потряхивало дверью…
– Не даст покою… лучше уйду в сарайчик…
Долго ему мерцало.
Путаные сны кружили. С кем-то сидел в кофейне, красное вино пили, лили… По темным чердакам лазил, кромсал сало… Сучил кулаками Сшибок, с татарами ругался… А надо было спешить куда-то, да потерялась шляпа… А кони за дверью пляшут…
«Скорей, Рыжий!» – торопил голос Сшибка… Стукнул под ухом выстрел?.. Безрукий вскочил на лавке…
Где он?.. Мутно дымились щели, по крыше топотали… Он понял, что это ветер, узнал на потолке отсвет, белевшую перегородку, – и вспомнил, что он у Сшибка… Донесло ветром выстрел?
И только подумал, что это по крыше, ветром… – отчетливо стукнул выстрел.
– Стреляют? От Перевала, будто…
Выстрел?
– Чабаны, может… Или… на кого напали?..
Он долго слушал…
Не доносило больше. Только дверь рвало со щеколды.
– Или… дверью?
Сильней бухало за стенами, – встряхивало коврами. Тополя не шумели, – выли. Визжало по казарме, дребезжало…
– Буря…
Он понял, что ветер перешел в бурю.
– На Перевале теперь творится! Кто теперь стрелять будет? Показалось…
И только прилег, – послышалось: будто, скачет? Четко несло, от Перевала. Стихло. И опять чокот, ближе…
– Сюда скачет?! От Перевала… – оторопел Безрукий. – Камнем глушит, на заворотах…
Отчетливо стало слышно: карьером гонит, часто секут подковы.
Безрукий вскочил, прильнул к окошку…
Белела на месяце дорога, хлестались мальвы. Чокот несся от Перевала, справа.
И только успел подумать – а ведь это по нем стреляли! – как из-за камня на завороте вылетел черный конь, занесся передними ногами, черным столбом взметнулся – и помчал на хлысты, к казарме.
Безрукий присел от страха…
Топотом накатило, храпом – и стукнуло в дверь два раза…
– Отчиняй… Григорий?!.
Конь топотал за дверью, храпел страхом… Стукнуло крепче, опять два раза:
– Да отчиняй!.. Григорий?!. Да я ж, Николай… с Тушан-Балки! – кричал запаленный голос.
Конь топотал за дверью, храпел, дыбился…
– Ушел… дьявол?!.
Щелкнуло крепко плетью, конь пересыпал дробью и взял галопом.
Безрукий прильнул к окошку.
Верховой вынесся к дороге, попридержал, послушал – к Перевалу, поднял коня и понесся книзу. Камень с души свалился.
Безрукий признал объездчика-лесника с Таушан-Балки, под Чатыр-Дагом.
– Вместе ночными делами занимались… На кого-то попал под Перевалом!..