Поначалу суккубы не поверили, что священнослужитель не шутит. Они прекрасно понимали, как люди дорожат своей работой, и знали, что слишком многие привыкли на публике осуждать то, чем занимаются втихую. Поэтому они продолжали прижиматься к священнику, гладить его, целовать его руки, щеки и кружок тонзуры, не обращая ни малейшего внимания на его яростные крики.

И вот тогда-то он вытащил бутыль со святой водой. Визг суккубов перешел в вой. Они кинулись врассыпную, как, простите за выражение, черти от ладана. А священник с не пострадавшей, несмотря на растрепанную одежду, добродетелью взобрался на свой ковер и полетел прочь.

Он удалялся не спеша и с достоинством. Единственный проход на улицу Ветеранов уже стремительно заполнился народом. Ковры тащились медленно-медленно. Я, конечно, не вправе даже мысленно оскорблять человека, облеченного саном, особенно такого, кому удалось героически устоять против искушения. М-да, и какого искушения! Ох… Но я ничего не мог с собой поделать. Появись он ну буквально на пять минут позже, я без проблем добрался бы до шоссе. А теперь вот приходится маяться в очередной пробке! Тут даже святой бы не выдержал.

Домой я пришел гораздо позже, чем хотелось бы, и притом в гораздо более мерзком расположении духа. Бывает же! Но после бутылочки доброго эля и отбивной мое отношение к жизни несколько изменилось. Я знал, что может улучшить его еще больше, – и позвонил Джуди.

– Ой, как я тебе завидую! – воскликнула она, услышав, что я побывал в добровиртуальной реальности и свиделся с Эразмом. – Мы как раз сегодня обсуждали это на работе. И все решили, что это – самое огромное достижение магических наук после эктоплазменного клонирования.

– Я и не думал, что это настолько важно, – признался я.

Посмотрите, как изменили нашу жизнь микробесы. Детекторы заклинаний, телефоны, эфирники – словом, все, о чем наши деды и мечтать не могли. При мысли о том, что нас опять ждут подобные изменения, – возможно, даже быстрее, чем раньше, – у меня аж голова закружилась.

Но Джуди воскликнула:

– Ой, Дэвид, еще как важно! Через двадцать лет жизнь станет совсем другой. Мы придумаем много-много способов применения добровиртуальной реальности. Ты только подумай, сколько задач сегодня стоит перед прикладной магией!

– Спроси меня, какая из них самая трудная, – ответил я. – Люди слишком многого хотят, а заклинания все усложняются и усложняются. А чем сложнее заклинание, тем больше вероятность ошибки.

Кстати, некоторые из этих ошибок приводят к весьма печальным последствиям. Вот, например, «Объединенный Кобольд», работая в Индии, несколько лет назад заставил Ракшаса вместо питьевого гнать древесный спирт. По ошибке, конечно. И что в итоге? Сотни людей погибли, тысячи две ослепли. И все из-за одной маленькой неточности, допущенной при переводе заклинания с латыни на санскрит. Эти индуистские демоны по-латыни, видите ли, не понимают.

– Ты, конечно, прав, – согласилась Джуди, отвлекая меня от горестных размышлений. – Но подумай, что произойдет, если какой-нибудь маг сможет моделировать свои разработки в добровиртуальной реальности. Вследствие природы этого пространства количество ошибок резко снизится. В идеале оно должно бы упасть до нуля… Хотя нет, боюсь, это противоречит принципам теории ошибок. И все же…

– А я об этом даже не подумал, – признался я. – Мне только казалось, что это самый удобный способ общения с духом, который слишком слаб, чтобы проявиться в нашем мире. – Я вспомнил, как эти гады мучили несчастного Эразма. Впрочем, Джуди об этом лучше не знать.

– Как здорово, – сказала Джуди, – что я скоро получу степень и не буду больше заниматься правкой и редактированием. Попомни мои слова: резкое повышение точности, которое придет с добровиртуальной реальностью, лишит работы многих людей моей профессии.

– Так всегда бывает. Чем совершеннее заклинания, тем больше делает магия и тем меньше работы остается людям, – заметил я.

Одна из причин краха «Дженерал муверз», например, в том, что японцы начали выпускать ковры-камикадзе, влекомые божественным ветром.

– Похоже, так оно и есть, – согласилась Джуди. – Но что ж тогда делать с безработицей? А вдруг люди вообще окажутся никому не нужны? И что тогда? А мы?

– Мне приходят в голову только два определения: «нищие» и «занудные», – ответил я, – Но это вообще обо всех, кто потеряет работу. Если говорить в частностях… Ну, то есть конкретно о нас с тобой… Так мы – поженимся. Обнищать мы, конечно, обнищаем, но уж занудами не станем, это точно.

– Нет, только не занудами, – согласилась Джуди. – Когда в доме дети…