– Да… Ну вот, лекарствами ничего не сделаешь. Нет, тут нужны широкие социальные меры. Не лечить надо уже заболевших, а не допускать болеть. Нужно, чтобы народ понимал, понимал сущность болезни, понимал, как ограждать себя от нее, понимал бы, что она заразительна, понимал бы, что надо хорошо питаться, жить в светлых просторных помещениях, соблюдать все правила гигиены, не надрываться в работе. Понимание, знание нужно. Тут лекарствами ничего не поделаешь, тут все в полной зависимости от социальных условий. Грамотность прежде всего.

– Это действительно, это так… палочки эдакие пакостные в человеке заводятся… Ну, там говядину нужно есть, чтобы сытость была, – давно об этом в газетах пишут. Вот брат у меня от чахотки помер… жена при последнем издыхании… детишки – ветром валяет, да и я туда же за ними гляжу… палочка эта самая вредит… нельзя ли помощи дать?.. Хоть вздохнуть бы, измаялся…

Комиссия строго:

– А ты грамотный? А питание? А насчет гигиены?

– Ась?.. Неграмотный… Кормимся кое-как по бедности нашей… Главное, палочка заела, кашель, кровью харкаю, пот, работать – надо сил, хоть бы чего-нибудь… нельзя ли…

Комиссия снисходительно:

– Ну, вот что, батюшка, ничего не можем сделать: прежде всего грамотность, грамотность прежде всего и… Подожди немножко, братец мой: вот как наступит всеобщая грамотность, и питание там, тово… вот тогда приходи, мы тогда с большим удовольствием… Главное… питаться будете хорошо, по гигиене жить, объем воздуха и все такое… Тогда, братец, и приходи, тогда ты и понимать будешь… Вот тогда самое и бороться с чахоткой, понимаешь ли?.. Тогда, это самое, и бороться с чахоткой, потому что и чахотки-то не будет, не будет ее. Скажи, пожалуйста, какая чахотка, когда все будут отлично питаться, будут понимать, как уберечься, оградить себя от заразы, вообще, в иных условиях. Да!..

Вы говорите: это – шарж.

Нет-с, это только в обнаженном виде деятельность комиссии под председательством проф. В. Шервинского. Комиссия только и делает, что читает доклады, старые и давно известные доклады, что с чахоткой нельзя бороться паллиативным лечением, что борьба с этим недугом должна быть перенесена на социальную почву и пр.,- что давным-давно известно и стало трюизмом.

Как, спросят меня, да разве распространение истинных понятий о болезни и о действительных мерах борьбы с ней в народе, разве это уже не борьба с чахоткой?

Да ведь в том-то и дело, что комиссия палец о палец не ударила, чтоб распространить в народе, в массе эти понятия. Ведь смешно же считать за рациональные способы распространения в народе, в обществе истинного представления о мерах борьбы с чахоткой те публичные вечера, на которых читались доклады и на которых присутствовало тридцать – сорок человек, смогших заплатить высокую входную плату.

Здесь нужны тысячи, сотни тысяч брошюр, брошенных в народ, здесь нужна широкая организация народных чтений, здесь нужно устройство амбулаторий для чахоточных, санаторий.

Вот севастопольское общество борьбы с туберкулезом не ждет, когда наступит всеобщая грамотность и изменятся общественные условия, а делает что может и сейчас.

Комиссия же сидит у моря и ждет погоды, не умея или не пытаясь похлопотать о скорейшем утверждении устава. Устав севастопольского общества был послан гораздо позже, и он уже утвержден, общество уже функционирует, а комиссия поджидает. Под лежачий камень вода не течет.

«Шумим, братец, шумим!»

– Эй ты, послушай… Ты за что бьешь так?

– Да как же, бейся тут с ей цельный час… У, норовистая, дьявол!..

И ломовой вытирает шершавой, заскорузлой, мозолистой, с въевшейся грязью рукой потное и красное лицо.

– Нет, постой, бить нельзя, истязать животное нельзя… Эк, удивительно варварский народ!..

– Да как же с ей быть… С норовом, проклятая, теперь уперлась – хошь на себе вези, а хозяин тоже нашего брата не гладит, штрафует, как опоздаешь…

– Ну, нет, милый человек, я теперь тебя не отпущу… Эй, городовой, составьте протокол – лошадь истязует… Я – член общества покровительства животным… Надо кладь взвесить – наверно непосильная…

Ломового повлекли в участок.

Нагибаясь, тяжело дыша, едва переступая подгибающимися ногами, совсем скрытый под огромным кулем углей, тащится мальчик лет двенадцати. Пот катится по красному, напряженному лицу. Мимо идут члены общества покровительства животным, члены других обществ и не члены – просто прохожие, смотрят на мальчика, неодобрительно качают головами: