Паустовский Константин Георгиевич
Шрифт:
Вяземская. Ну что? Воронцова. Мелкие придирки. Вяземская. Но все же?
Воронцова (улыбается). Это же секретное предписание, Вера Федоровна. Не заставляйте меня быть нескромной.
Вяземская. Одна нескромность влечет другую.
В кустах раздается грозное рычание. Женщины вскрикивают. Из кустов со смехом выскакивает Пушкин.
Воронцова (радостно). Пушкин! Наконец-то!
Вяземская. Что это еще за новое ребячество!
Пушкин (хватает Вяземскую за руки и кружит ее). Вольно же вам пугаться! (Оставляет Вяземскую, целует у Воронцовой руки.) Мне сейчас все трын-трава! Хотите, я заставлю эту волну остановиться? (Показывает на море.)
Оттуда с плеском и гулом подходит большая волна. Она бьет в стену. Пена высоко взлетает над балюстрадой и заливает женщин и Пушкина. Пушкин хохочет.
Вяземская (отряхивая платье). Насквозь промокла. А он еще хохочет! Вот пустельга!
Пушкин. Да! Я дурак, пустельга, свинья! Сегодня я согласен на все!
Воронцова (Вяземской). Надо переменить платье, Вера Федоровна. Мои вам будут впору. Пойдемте в дом.
Вяземская. Ради бога, не беспокойтесь. Я пойду одна. Надеюсь, ваша Аннета мне что-нибудь найдет.
Воронцова. Конечно.
Вяземская уходит, погрозив Пушкину пальцем.
(Протягивает Пушкину руки.) Ну, здравствуйте! Я не видела вас целую вечность. Я так рвалась сюда из Крыма… Даже бросила там Воронцова. (Садится на скамью.)
Пушкин опускается на землю около ее ног, облокачивается одной рукой о колени Воронцовой.
Встаньте. Тут сыро.
Пушкин. Ни за что!
Воронцова. Вы сегодня какой-то особенный.
Над балюстрадой снова всплескивает пена.
Какие волны! (Ворошит волосы Пушкину.) Смешной!
Пушкин. Смешной?
Воронцова. Нет! Очень хороший.
Пушкин. Только няня вот так ворошила мне волосы. Когда прощала за какую-нибудь шалость.
Воронцова. А мать?
Пушкин. Никогда! (Замолкает.) Со мной только что случилось забавное происшествие.
Воронцова. Я боюсь теперь ваших происшествий.
Пушкин. Это особенное. Я шел сюда, заблудился и забрел на береговую батарею. Меня арестовали.
Воронцова. Ну конечно!..
Пушкин. Послушайте дальше. Меня привели в офицерскую палатку. Под штыками. Но когда офицеры узнали, кто я такой, они дали три залпа из пушек. В мою честь.
Воронцова. Так вот почему стреляли!
Пушкин. Да. Перед вами мне хочется хвастать.
Воронцова. Почему?
Пушкин. Может быть, потому, что вам я легко могу подарить свою славу. Больше у меня ничего нет за душой.
Воронцова. Встаньте, милый. Я боюсь за вас. Земля сырая.
Пушкин. Ничего! Я думаю сейчас об одном…
Воронцова. Да? (Легко гладит Пушкина по волосам.) О чем же?
Пушкин. О том, что я в конце концов счастлив. Это совершенно неожиданное открытие.
Воронцова. Если бы это было так!
Пушкин. Я предан своему народу. Я ему нужен. Сегодняшний случай меня в этом утвердил. В этом моя гордость. И моя сила. Перед ней меркнут мощь и блеск всех императорских дворов. Кто дал мне поэтический дар, я не знаю. Но я буду верен ему до последнего вздоха. И до последней крупицы я его отдам тому, перед кем я в неоплатном долгу.
Воронцова. Кому это, Пушкин?
Пушкин. Своему народу. Он создал меня. Я обязан ему всем счастьем поэзии, всей радостью славы, всей силой своего существа. (Замолкает.) И вы…