– Матиас не благородный и не господин – в том смысле, в каком вы имеете в виду, – возразила роженица. – В бою он не уступает Алтану Савасу – и я не сказала «превосходит Алтана» только из уважения к памяти моего телохранителя. В военном деле и в искусстве выживания моему супругу нет равных.

Гриманд вспомнил трех поляков, убитых на дуэли, подробность, о которой он предпочитал не думать. Поляки имели репутацию отважных бойцов. Он поджал губы:

– Верю вам на слово. Но найти этого человека в городе не так просто.

– Он найдет вас даже в огненной пучине ада.

Спокойствие в голосе Карлы раздражало короля воров. Возможно, ему удастся вывести ее из себя?

– У меня есть вопрос, который, должно быть, вас обидит, но я должен его задать, – сказал он осторожно.

Карла кивнула.

– Возможно ли, чтобы муж желал вашей смерти?

– Нет. Я могу поклясться в этом жизнью своего ребенка.

– Не исключено, что придется.

– Если ставка на Матиаса, дайте мне кости, и я брошу их.

– Прекратите немедленно, оба! – неожиданно вмешалась в разговор Алис.

Она сердито посмотрела на сына, и тот не стал спорить.

– Хоть раз в жизни подумай о ком-нибудь, кроме себя, – шикнула на него мать. – Наша гостья не хочет, чтобы ее мужчина приставил нож к твоему горлу, хоть ты этого и заслуживаешь, а ты – к его шее.

Гриманд поднял руки, уступая матери.

– Матиас раньше не бывал в Париже. Я уверена, что он вас найдет, но точно так же не сомневаюсь, что вы найдете его быстрее. Мое письмо защитит вас обоих от недоразумений, – вновь заговорила итальянка.

– Пусть мой сын запомнит какие-нибудь слова, которые могут исходить только от тебя, – предложила ей Алис. – То, что невозможно вырвать у тебя силой.

– Скажите ему: «Новый соловей ждет твоих шипов», – кивнула Карла.

– Новый соловей ждет твоих шипов? – переспросил Гриманд.

– Да. Слово в слово.

Король Кокейна нахмурился.

– Надеюсь, он хорошо соображает. Эта загадка поставит в тупик самого царя Соломона, – хмыкнул он.

– Делай, что тебе говорят, – оборвала его старуха. – И берегись ложных теней. Фокусник уже в пути.

– Раскладывала карты?

– Видел бы ты их – у тебя бы волосы встали дыбом.

– Насчет Фокусника ты права. А еще что-нибудь ты видела?

– Безумца. Он указывает выход, если выход вообще существует. Край ближе, чем ты думаешь. Не представляю, что ты замыслил, но знаешь ты меньше, чем тебе кажется. А если не можешь знать все, лучше не знать ничего. Тогда увидишь то, что у тебя под носом.

– Опять загадки!

– Я тебя знаю. Не больно-то умничай. Думай нутром, а не головой.

Гигант посмотрел на графиню, ожидая от нее еще каких-нибудь инструкций.

– Матиасу сорок четыре года, он на два дюйма выше вас, а волосы у него цвета бронзы. Когда он вас увидит, – повторяя его жест, Карла провела ладонью по лицу, – то не испугается. Все остальное вы найдете в его глазах, голубых.

– Неплохо, – кивнул предводитель воров.

– Откуда вы узнали, что он в Париже? – продолжила расспросы роженица.

– Мы услышали все, что нужно, любовь моя, – прервала ее Алис. – А теперь ты должна поспать.

Помедлив, Карла кивнула.

– Принести мясо или напитки? – спросил Гриманд.

Итальянка покачала головой, и он направился к двери.

– Гриманд! – остановила его графиня. – Спасибо вам. И удачи.

– Новый соловей ждет твоих шипов, – повторил он.

В своей комнате Инфант перезарядил пистолет и взял еще два ножа: один прикрепил к левому предплечью, другой сунул в левый сапог. Спустившись по лестнице, он увидел разложенные на столе карты. Инстинкт подсказывал ему, что смотреть туда не стоит. Это не его карты. Но мать должна была спросить и о нем, а он уже знал большую часть расклада. Фокусник и Безумец. А первая карта?

Гриманд подошел к столу.

Картой спрашивающего была Anima Mundi. Гриманд не сомневался, что это Карла.

Расклад был подобен удару в лицо.

Суд. Огонь. Смерть.

– Знаешь, – спросил Поль, – сколько денег можно сделать на дерьме?

В каком-то смысле внешность Папы Поля была не менее уродливой, чем у Гриманда. Хозяин таверны, облаченный в пурпурный балахон из превосходного крученого шелка, пропитанного в равной мере духами и потом, весил не меньше тридцати стоунов [26] , и его заплывшие жиром руки напоминали кишки только что зарезанной свиньи. Складки жира свисали с подмышек, а огромный живот спускался на бедра – такие толстые, что на каждое из них можно было надеть седло, – широким, непристойным фартуком. Живот подпирал огромную, плоскую грудь, а многочисленные подбородки колыхались на плечах и груди Поля, словно наполненный вином мех. В подбородках утопала голова нормального размера, казавшаяся крошечной по сравнению с безобразным телом. Вероятно, Полю уже перевалило за пятьдесят, но жир натянул его кожу, и лицо этого мужчины выглядело по-юношески гладким. Череп у него был почти лысым, и только над ушами сохранились остатки жидких волос.