С востока донесся глухой раскат грома. Первые капли дождя упали в пыль.

Тангейзер еще раз перекрестился и пошел к дому священника. У порога он прислонил пику к стене и постучал в дверь. Ла Фосс сразу же открыл. Вид у него был такой, словно он пил, чтобы успокоить нервы, но вино сделало его старания скрыть страх еще более жалкими.

– А, брат Матиас. Слава Богу. – Хозяин дома отступил, освобождая проход.

– Слава Иисусу Христу и его Святым Апостолам, – ответил его гость.

Слова заглушили всхлип отца Филиппа – Тангейзер ударил его в солнечное сплетение и швырнул на колени. Дверь в коридор, ведущий к церкви, была распахнута настежь. Матиасу показалось, что он уловил ее движение. Если ему не изменяла память, петли у нее слева, а открывается она в сторону церкви.

Иоаннит схватил Ла Фосса за горло и ударил о стену.

– Сколько головорезов в церкви? – зашипел он на священника. – Не лги, я знаю ответ.

– Четыре, – пробормотал отец Филипп. – Нет, теперь пять.

– Арбалеты, ножи, мечи? Какое еще у них оружие? Вспоминай.

– Арбалеты, ножи, мечи, – повторил Ла Фос. – Больше я ничего не видел.

– Арбалеты у всех пятерых? Вспоминай как следует.

Священник закрыл глаза. Он старался вспомнить все как можно точнее.

– Да, – прохрипел он наконец.

– Доспехи, нагрудники, шлемы?

– У троих шлемы. Нагрудников я не видел, разве что они спрятаны под одеждой.

– Пистолетов нет?

– Нет, я не видел никаких пистолетов.

– А твоя работа – заговорить мне зубы и направить в церковь?

– Да. Простите меня. Господи, прости!

Тангейзер решил, что у него есть несколько минут на разговоры, прежде чем у убийц появятся основания для тревоги. Он сформулировал свои догадки так, словно это были уже известные ему факты.

– Ты устроил, чтобы моя жена остановилась у Симоны д’Обре, – заявил он. – Зачем?

– Кристьен Пикар попросил меня познакомить его с Симоной, по делу. Я представил их друг другу. Он ее очаровал. У меня не было причин подозревать злой умысел.

Малыш Кристьен отрицал, что это он поселил Карлу у Симоны.

– Симона была протестанткой, – напомнил Филиппу Матиас. – Почему он обратился к тебе, католическому священнику?

– Симона раньше была католичкой, но сменила веру. Я крестил ее в детстве. Она перешла в протестантство, когда вышла за Роже или когда он ее околдовал. Роже был известным фанатиком, воинствующим гугенотом.

– Почему Кристьен выбрал именно ее?

– Она была известным музыкантом. Ваша жена тоже – так мне говорил Кристьен. Замысел состоял в том, чтобы украсить королевскую свадьбу музыкальным символом примирения двух…

– Когда Малыш пришел к тебе со своим планом?

– После объявления о свадьбе. В конце апреля или в начале мая.

Больше трех месяцев назад.

– Симона сразу же согласилась?

– После смерти своего мужа, Роже, она выступала за мир.

– Почему Кристьен сам не пришел к Симоне?

– Не знаю. Он спросил, знаком ли я с ней, что было вполне вероятно. Это мой приход, и такие дела – часть моей работы.

– Откуда Кристьен мог знать о Симоне?

– Может, он знал Роже, которого убили в Гастине.

– Кристьен участвовал в подавлении мятежа?

– Участвовало его братство, «Пилигримы святого Иакова».

– Фанатики.

– Сторонники Святого Причастия из церкви Сен-Жак, которую построили мясники недалеко от Ле-Аля. Один хлеб, одно тело. По большей части это лишь предлог устраивать пирушки и занимать лучшие места во время мессы. Но среди них есть и воинственно настроенные – политики, капитаны милиции…

– А ты?

– Нет, нет, я далек от всего этого.

– У тебя другие интересы.

Иоаннит схватил Ла Фосса, оторвал от стены и повернул к портрету кардинала, ласкавшего своего незаконнорожденного сына. Потом он зашептал отцу Филиппу в ухо:

– Кристьен Пикар служит сводником у знати. Какие деликатесы он доставляет тебе?

– Пожалуйста, брат Матиас…

– Ты раскрываешь тайны, доверенные тебе на исповеди, а он платит за это мальчиками. Кристьен продает тебе мальчиков, и ты их покупаешь. Этим он держит тебя на крючке?

– Кардиналы в Риме доказали, что ни в Священном Писании, ни в сочинениях отцов церкви плотское познание мальчика не названо блудом.