— Ботаников все презирают.

— А тебя, что, сильно уважают? Взгляни в зеркало и вспомни, как все смеялись, когда Вовик едва не выбил тебе глаз. А так, во всяком случае, тебя запомнят, как знающего и старательного человека. Это уже немало. Кстати, ты знаешь, что каких-то двести лет назад у слова «ботаник» было совсем иное значение, чем сейчас? Ботаник, это учёный, занимающийся растениями. Жаль, что на вашем факультете растения не изучают.

— Я консультируюсь у одного из лучших психоаналитиков, — с некоторой обидой возразил Ринат, — и он советует поступать наоборот. Больше бывать в компании, участвовать во всех развлечениях, а на выходки вроде Вовиковой не обижаться, а смеяться первым.

— Как знаешь, — тихо сказала Сонечка. — Но я бы в следующий раз пошла бы просто гулять по парку. В университете — прекрасный парк, городской ему в подмётки не годится. Сейчас листья с клёнов опадают; самое красивое время.

— Я зайду за тобой завтра.

— Послезавтра. Завтра я буду готовиться к коллоквиуму. Да-да, безо всяких шуток. И можешь, если угодно, считать меня ботаничкой.

Багряно-жёлтый ковёр опавших листьев — прекрасно до пошлости и настроение навевает лирическое до невозможности. Молодые люди шли по дорожке, пустынной в это время дня. Ринат осторожно ступал по золоту листьев, Сонечка загребала листья носками туфель, прислушиваясь к осеннему шороху. Ещё немного — пойдут дожди, золотой ковёр слипнется, и в листья уже нельзя будет играть.

— Как твой коллоквиум? — спросил Ринат.

— Превосходно. Мне пришлось очень постараться, чтобы препод не заметил, что я знаю материал лучше, чем он.

— Как это? — искренне удивился Ринат.

— Занятия были по истории языка, так там есть теория, что слова, ставшие анахронизмами либо вообще исчезнувшие из литературного языка, могут неопределённо долго сохраняться в говорах и жаргонах. В частности, когда-то существовало слово «дремота», означавшее состояние полусна у моноличностных индивидов. Сейчас такое редко встретишь, как правило, один сотельник спит, а второй активен. А прежде дремота была обычным явлением, его даже персонифицировали в пантеоне малых богов: «по улице ходили Зевота и Дремота». Теперь эти слова забыты, зато в жаргоне городских низов есть слово «задрёма». Так наш препод, слыхал звон, да не знает, где он, объявил, что задрёмой называют бомжа, в котором столько сотельников, что он уже не может нормально действовать и сидит как пришибленный в полусне. А на самом деле всё наоборот! Задрёма это состояние, когда большинство сотельников засыпает, и оставшиеся могут осмысленно действовать. Бомж может и не помнить, что делал, пока был задрёмой, но уж на месте не сидел, это точно.

— Ты-то откуда это знаешь?

— Я же там живу и задрём видела больше, чем ты миллиардерских сынков.

— Но это опасно!

— Ничуть. Если задрёма агрессивен, надо завизжать погромче, остальные сотельники проснутся и дурака утихомирят.

— А, по-моему, ты мне голову морочишь. Прочитала где-то про задрёму и рассказываешь, будто это с тобой было.

— Может и так, — согласилась Сонечка. — Я ботаник с историческим уклоном, мне положено всякие разности знать. Вот, например, парк, где мы гуляем, это не просто парк, а ботанический сад. Здесь собраны редкие растения, большинство в дикой природе уже не встречается, только здесь. Между прочим, сберегли их ботаники, настоящие, а не жаргонные.

— Ещё какую-нибудь разность расскажи.

Почему-то в этих словах Сонечке почудилась насмешка, и Соня рассказала то, о чём потом жалела.

— Вот тебе ещё слово, которое изменило значение: «Стерх». Была такая птица, а быть может, и сейчас есть. Она замечательна тем, что каждый год самка стерха высиживает два яйца. А птенчики, когда вылупляются, начинают пихаться, пока один не выкинет брата из гнезда. Так что, каждая из этих прекрасных птиц — братоубийца, конечно, если не вмешаются люди, но уже не ботаники, а орнитологи. Но так было раньше. Сейчас стерхами называют младенцев, которые, едва родившись, давят своих сотельников. Причём, это почти незаметно. Ну, беспокойный ребёночек, газики мучают, а на самом деле внутри война.

— Но ведь это не обязательно, — на Рината было жалко смотреть. — Ведь один из братьев может и сам погибнуть из-за каких-то других причин.

— Так обычно и бывает, — соврала Сонечка, — хотя в диагнозе, как правило, пишут: «стерх». Такой диагноз освобождает человека от налога на роскошь. К нему невозможно сотельника подселить. На самом деле стерхов единицы, а по документам… думаю, все твои приятели числятся стерхами.

— Понятно, — с облегчением выдохнул Ринат.

Они подошли к выходу из парка.

— Вот здесь я живу, — произнёс Ринат, указав на один из общежитских корпусов. — В гости зайдёшь?

— Если чаем напоишь, то почему нет?

— Чай у меня есть, — подтвердил Ринат.

Все в городе знали, что студенты университета живут в общежитиях. Никто, разумеется, не воображал, будто на закрытой территории располагается клоака, наподобие Семейного Дома. Представлялось нечто приличное, вроде Молодёжного-2, где жили Сонечкины родители до того, как получили муниципальную квартиру. Чистые спальни на сто тел, непременные ширмы и тумбочки у кровати, санузел и общая кухня на каждом этаже… Но оказалось, что даже жилище в многоквартирном доме, которым так гордились Юленька с Юляшкой, смотрелось сущей трущобой рядом со скромным общежитием, где ютились дети миллиардеров. По меркам рядового горожанина Ринат один занимал двухкомнатную квартиру. И даже — трёхкомнатную, ведь была ещё ванная комната, где дозволялось нелимитированное потребление воды.

Беспорядок в квартире царил ужасающий, что и неудивительно. Сонечка недоумённо оглядывалась. Она впервые видела такое дорогое и такое запущенное жилище. Да будь у неё дома подобный бардак, для людей просто места не осталось бы. Теснота и бедность приучают к аккуратности.

Потом Соня никак не могла вспомнить, что хотела сказать в эту минуту, потому что Ринат совершенно неожиданно притянул её к себе и поцеловал в губы.

Уж Сонечка в своей жизни навидалась и наслушалась всякого. И когда ещё в школе, ничуть не элитной, одноклассники, полагавшие себя опытными и умудрёнными жизнью, лезли с поцелуями, а то и более решительные шаги предпринимали, то получали от Сонечки такой отлуп, что потом и вспоминать стыдились о таковой любовной неудаче. Никаких особых свойств Сонечка обнаруживать не приходилось, хватало презрительного взгляда и уничижающего смеха. Но сейчас всё оказалось иначе.