— Ничего подобного не было. — Эшер было возмутилась, потом, чтобы доказать, с вызовом поднесла бокал к губам и медленно выпила до дна, при этом простыня соскользнула на пол. Он наблюдал, пока бокал не опустел. — Это один! — провозгласила она, поднимая к губам второй.

Но Тай взял бокал из ее рук.

— Давай растянем удовольствие, — посоветовал он со смехом и отпил из бокала, потом потянулся к столику за икрой. — Ты же любишь икру.

— М-м-м. — Она вдруг почувствовала, что зверски голодна, и намазала густым слоем тост.

Тай взял чашку с холодными креветками и соусом.

— Вот это вкусно. — Он откусил от тоста с икрой, протянутого Эшер. — Ничего особенного, по-моему, ее слишком переоценивают. — Обмакнул креветку в соус и положил в рот Эшер. — Попробуй лучше это, мне больше нравится.

— Замечательно, — согласилась она с полным ртом, потом взяла еще одну. — Я не знала, что так голодна.

Тай снова наполнил ее бокал. И подумал, что никто бы не смог вообразить Эшер Вольф в подобном виде — как она сидит голая на постели, облизывая соус с пальцев. Кто еще знал ее такой — непосредственной и пылкой? А она, бурно жестикулируя, стала разбирать свою игру. Он слушал ее голос, ему очень нравилось видеть ее такой оживленной. Она говорила, что удовлетворена своей подачей, но ее беспокоит удар с лету.

Обычно на публике она тщательно подбирала слова и старалась быть немногословной. Если бы какой-нибудь репортер видел ее сейчас, он бы исписал свой карандаш до основания. Она все говорила и говорила, а когда закончила, бокал снова был пуст. Она полностью раскрепостилась, освободилась от условностей и стала сама собой. Она уже наелась, но подобрала тостом остатки икры. Потом спросила:

— Тебя беспокоит финал с Чаком?

Тай съел креветку.

— Почему он должен меня беспокоить?

— Чак и раньше был очень хорош, — Эшер нахмурилась, — но в последнее время заметно прибавил.

Усмехаясь, Тай подлил ей еще шампанского.

— Думаешь, мне его не победить?

Она посмотрела на него внимательным, оценивающим взглядом:

— Ты тоже неплох.

— Спасибо. — Он поставил на столик икорни-цу и вытянулся на кровати.

— Игра Чака во многом напоминает игру моего отца — точность и чистота. Его талант больше результат шлифовки, а не природный дар.

— Такой, как у меня.

— Ну да. Природный талант в игроке всегда вызывает зависть соперников. А мой отец говорил, что таких врожденных способностей, как у тебя, он еще ни разу не встречал за всю свою карьеру. — Она улыбнулась ему поверх бокала. — Но тем не менее он всегда хотел, чтобы ты был более дисциплинирован. И потом, эти твои… выходки на корте…

Тай рассмеялся и поцеловал колено Эшер.

— Они просто выводили его из себя.

— Мне кажется, твоя игра сейчас ему понравилась бы больше.

— А твоя? — задал он встречный вопрос. — Как бы он оценил твою игру сейчас?

Эшер опустила глаза.

— Он не станет этого делать.

— Почему?

— Тай, прошу тебя… — Она умоляюще протянула к нему руку, прося замолчать.

— Эшер, — он взял ее руку, — я же вижу, что ты страдаешь.

Слова вырвались прежде, чем она смогла сдержаться.

— Я его предала. И он меня не простит.

— Он — твой отец, не забывай.

— И был моим тренером.

Тай не понял и покачал головой:

— Какая разница?

— Очень большая. — Эшер страдала так, что боль стала нестерпимой. Она отпила шампанского, чтобы немного ее заглушить. — Прошу тебя, Тай, не сегодня. Я не хочу портить этот вечер.

Он наклонился и перецеловал ее пальцы один за другим. Пока не почувствовал, что напряжение покидает ее.

— Ничто не может его испортить.

Их глаза встретились, и Эшер сразу ощутила, как часто забился пульс.

— Я никогда не мог забыть тебя, стереть из памяти, — признался Тай. — Столько вещей напоминали постоянно о тебе — какая-то песня, фраза. Тишина. Были моменты ночами, когда, клянусь, я слышал твое дыхание рядом с собой.

Эти слова тронули и одновременно больно задели.

— Тай, это было давно. Мы начнем все сначала.

— Да, — согласился он. — Но нам придется вернуться к прошлому рано или поздно.

Эшер открыла рот, чтобы возразить, но передумала.

— Хорошо, позже. А сейчас не хочу думать ни о чем другом. Только о тебе.

Он усмехнулся и убрал с ее щеки прядь.

— С этим не поспоришь.

— Не задавайся. — Она залпом допила шампанское. Потом похвасталась: — Вот, все три. И я совсем не пьяная.

Но Тай безошибочно определил все признаки эйфории — румянец, блеск глаз и лукавая улыбка. Он прекрасно понимал, что шампанское сейчас кружит голову Эшер. И когда они снова будут любить друг друга, она будет нежной и очень пылкой.