Я стала обдумывать способ, которым можно упокоить бывшего любовника, ставшего причиной всех моих бед и несчастий. Простой способ лишить Игоря жизни пришел мне в голову довольно быстро. Легче всего было задушить находящегося без сознания человека, заткнув ему рот тряпкой. Следов на теле Игоря не останется, и его смерь будет выглядеть естественной.

Неожиданно мое сердце пронзила острая боль, и я поняла, что это совесть пытается удержать меня от убийства. Отдышавшись, я пересилила минутную слабость и зло ответила своему второму «я»: «Только не нужно делать из меня чудовище! Да, я когда-то любила Игоря, но теперь любовь испарилась, как утренний туман, а в душе остались только пепел и ненависть. Бог видит, что я не хочу смерти Игоря, но он и так обеими ногами в могиле, а у нас с Катей есть хотя бы призрачная надежда выжить! Хорошо быть доброй и ласковой, когда не надо ничего делать и ни за что отвечать! Если я проявлю слабость, то меня просто не станет, и тебе некого будет обвинять в жестокости!»

Закончив войну с совестью, я продолжила собирать вещи. Вскоре вернулась Катя с двумя палками в руках, с помощью которых мы изготовили подобие носилок, привязав к ним веревками два плаща. Сооружение получилось неказистым и хлипким, но пару часов должно было выдержать, а у дороги Катя обещала сделать волокушу. Мы перенесли Игоря на носилки и с трудом вытащили их из грота. Вопреки моим страхам, Игорь оказался на удивление легким и при его высоком росте весил всего килограммов шестьдесят – шестьдесят пять. Однако вместе с дорожными сумками наша ноша была неподъемной, и мы решили оставить сумки в гроте, а затем вернуться за ними.

Больше двух часов мы тащили Игоря на носилках, преодолев за это время меньше километра, а нам предстояло пройти еще двадцать. От изнеможения мы несколько раз роняли свою ношу, после чего Игорь перестал стонать в беспамятстве. Удары о землю не улучшили самочувствия больного, но наши силы тоже были не беспредельны, и скользкие от пота палки выскальзывали из рук. Когда я решила, что мои руки вот-вот оторвутся, мы наконец вышли к старой дороге, заросшей по колено травой.

Катя, немного передохнув, отправилась за сумками, а я решила привести в исполнение свой план, для которого наступил подходящий момент. У меня не было даже моральных сил дальше тащить проклятые носилки, поэтому совесть скромно помалкивала. Я страстно хотела жить, а гниющий на носилках труп стоял на пути к этой цели. Я взяла в руки тряпку и заткнула ею рот Игоря. Поначалу ничего не произошло, но через минуту тело Игоря выгнулось дугой, и он открыл глаза. Липкий пот потек у меня по спине, и я в ужасе прижала тряпку к лицу жертвы изо всех сил. Игорь начал задыхаться и попытался оторвать мои руки от своего лица, но я давила все сильнее, а силы Игоря таяли с каждой секундой.

Мощный удар отбросил меня в кусты, словно тряпичную куклу. Непонятная сила, словно кувалдой, ударила меня в грудь и выбила воздух из легких. Несколько минут я корчилась на земле и мучительно пыталась восстановить дыхание. Придорожные кусты были покрыты колючками, поэтому я выползла из кустов, словно ободранная кошками, и заплакала от обиды и боли.

Игорь сидел на носилках, раскачиваясь из стороны в сторону, и, глядя на меня мутным взглядом, спросил:

– Лена, это ты? Что со мной случилось? Я ничего не помню.

Слова Игоря дали мне надежду на то, что он не помнит, как я пыталась его убить, и, заливаясь слезами, ответила:

– Да, это я. Ты метался в бреду, а я пыталась тебя удержать, но ты меня ударил в живот с такой силой, что я улетела в кусты. Теперь у меня все внутри болит.

– Прости меня, Леночка, я не помню, как это произошло.

Прохрипев эти слова, Игорь повалился на бок, и его вырвало, затем он снова потерял сознание и начал бредить. На вторую пытку покушения у меня не осталось ни моральных, ни физических сил, а если сказать честно, то и смелости. Игорь, даже находясь в беспомощном состоянии, едва не прибил меня как муху, поэтому пусть судьба решает, жить ему или нет, а я умываю руки.

Вскоре вернулась Катя, и я рассказала ей свою версию произошедших событий и о том, что Игорь приходил в сознание. День клонился к вечеру, и продолжать путь стало невозможно. Поэтому мы оттащили носилки с Игорем в сторону от дороги и устроились на ночлег. Пока я готовила еду, Катя мастерила волокушу, затем мы вместе с ней обработали язвы на теле Игоря и накормили его обрыдшей уже ухой. Когда мы закончили все дела, уже окончательно стемнело. О ночном дежурстве не могло быть и речи, поэтому, доверив свою судьбу воле случая, мы заснули прямо на голой земле у прогоревшего костра.

Следующую неделю я помню только отрывками. Похоже, мы с Катей превратились в загнанных ломовых лошадей, которые тащили свой груз к недостижимой цели только по привычке. Игорь еще два раза приходил в сознание, однако вскоре опять впадал в забытье. Язвы на его теле начали подсыхать, но он был очень слаб, и мы не понимали, какие силы удерживают его среди живых.

К полудню седьмых суток мы доплелись до перекрестка, где лесная дорога пересекалась с наезженным трактом, на котором были хорошо видны следы лошадиных копыт и колеи от тележных колес. Следы оказались старыми, и их размыло дождем, но все равно они были оставлены не более месяца назад.

Мы решили сделать привал, а затем решать, куда идти дальше. За последние два дня мы довольно далеко ушли от кормившей нас реки, и запасы рыбы подошли к концу. После привала Катя собиралась вернуться к реке, чтобы наловить рыбы на несколько дней. Конечно, свежая рыба не могла храниться долго, но если ее поджарить, то мы смогли бы растянуть запасы на три-четыре дня. Пообедав остатками завтрака, мы покормили Игоря и повалились на траву. После еды нас разморило на солнышке, и мы незаметно для себя задремали, но выспаться нам было не суждено.