– Иду, дорогая. – Питер допил аперитив и поднялся. Раскрытый на шахматной странице журнал остался в кресле-качалке на крыльце.

Питер уселся за стол, и Линда сняла крышку с фарфоровой латки с томящейся в ней индюшкой. Аромат соответствовал ожиданиям. Питер, довольно крякнув, вооружился столовым ножом и потянулся за птицей. Однако, едва нож коснулся золотисто-коричневой подрумяненной корочки, в комнату вбежала Салли с недочитанным Питером еженедельником в руке.

– Папа, это он, он, – закричала Салли и немедленно разревелась.

– Кто «он»? – Питер отложил нож и вилку в сторону. – Успокойся, детка, прошу тебя. Скажи, кто этот «он», и мы с ним непременно разберемся.

– Тот мальчик, – сквозь слезы проговорила Салли и уткнулась отцу под мышку. – Тот самый урод, которого я видела, когда… когда…

Питер забрал журнал. В правом нижнем углу шахматной страницы он увидел фотографию. Сначала Питер даже не понял, что запечатлено на кадре. Потом вгляделся пристальнее и оценил мастерство Роба Игла, фотографа, чье имя стояло под снимком. Страшный уродливый ребенок, типичный олигофрен, зависший в прыжке над шахматной доской, казалось, сейчас продолжит движение и спрыгнет с журнальной страницы.

– Маленькая, ты уверена? – строго спросил Питер. – Я вижу, что это очень несимпатичный мальчик. И, наверное, больной. Но знаешь, Салли, непривлекательных и больных детей много. И они, большей частью, похожи друг на друга. Поэтому я думаю, что ты перепутала. Хотя, признаться, мальчик на самом деле крайне нехорош собой.

– Я не перепутала, – Салли перестала плакать. – Это он, папа, точно он. И потом смотри – зеркало.

– Какое зеркало?

– Ну вот же оно. Зеркало в черно-белую клетку. Папа, прочитай, что здесь написано, ну, пожалуйста.

Питер быстро зачитал статью вслух.

– Видишь, маленькая, ты ошиблась, – сказал он, закончив. – Этого мальчика зовут Руслан Лежнев. Он русский и живет очень далеко, в Москве. Помнишь, я тебе показывал на глобусе? Это на другой стороне земного шара.

Питер свернул журнал трубочкой и ловко забросил его на антресоли.

– Пускай пока полежит там, – улыбнулся он дочери. – Чтобы не пугал нашу Салли.

Тим Мортон поднялся на рассвете. Неслышно ступая, выбрался из дома и направился на конюшню. Для своих неполных одиннадцати лет Тим был прекрасным наездником. Его отец, Бад Мортон, владел небольшим скотоводческим ранчо в двух десятках миль от Сан-Анжело, так что к лошадям Тим привык с детства.

В конюшне было тепло, пахло конским потом, навозом и сеном. Тим помедлил секунду, выбирая лошадь для прогулки. Смирная серая в яблоках красавица Звездочка или норовистый вороной черт Каприз. Звездочка доверчиво сунулась к Тиму мордой, и он протянул ей припрятанный с вечера кусок рафинада. Кобыла осторожно взяла угощение с ладони и благодарно захрумкала. Каприз принял порцию сахара, продемонстрировав независимость и гордость, как и подобает знающему себе цену породистому жеребцу. Тим потрепал его по холке и принял решение. Сегодня он возьмет Каприза, нечего с утра пораньше показывать норов.

Тим отвязал жеребца, затем быстро и умело накинул седло. Минутой позже всадник и конь выбрались за ограду, обогнули ранчо, и Тим пустил Каприза рысью. Было прохладно, стоял легкий туман, нескошенная трава плакала росой, и солнце едва показалось из-за горизонта. Страна холмов, самое сердце Техаса. Здесь жили поколения Мортонов, начиная с первых поселенцев, пионеров, пересекших Америку с востока на запад и выбравших для себя именно эту землю.

Тим миновал территорию ранчо и направил коня вверх по склону пологого холма, первого из начинающейся гряды. Каприз шел легко и уверенно, прогулка явно доставляла ему удовольствие. Вот уже и вершина, сейчас можно будет огреть жеребца пятками по атласным угольно-черным бокам и пустить в намет. Тим гикнул, Каприз поддал ходу и вылетел на вершину. И взвился вдруг на дыбы – лишь сноровка опытного наездника позволила Тиму удержаться в седле. В двадцати ярдах прямо перед ним пер по склону холма навстречу огромный бурый медведь.

Тим не успел даже испугаться. Медведь с ходу встал на задние лапы, утробно взревел и бросился вперед. В тот же момент Каприз захрапел, шарахнулся в сторону, взрыл копытами землю, мощно оттолкнулся от нее и поскакал. Тим припал к холке. Конь, пронесшись в трех футах от зверя, перешел в намет и через десяток скачков – в галоп. За считаные секунды Каприз достиг подножия холма и, стелясь над землей, полетел дальше. Случилось то, что Тим видел раньше только в ковбойских фильмах, – обезумевший от испуга конь понес. Тим умудрился оглянуться на скаку – медведь исчез из виду, он, если и начал преследование, то безнадежно отстал. Тим отчаянно закричал, но крик лишь добавил коню прыти. Каприз пронесся между двумя невысокими холмами и теперь летел по узкой тропе, ведущей прямиком в Чертов каньон и обрывающейся у его края. Спрыгнуть на скаку означало неминуемо свернуть себе шею, Тим лихорадочно колотил жеребца пятками, рвал его за гриву, но все было напрасно. Храпя и роняя пену, Каприз мчался к каньону, до которого оставалось уже совсем недалеко.

Кандидат в мастера спорта по шахматам, семилетний Руслан Лежнев, играл черными против венгерского мастера. Это была последняя партия Руслана на открытом чемпионате Москвы, и для победы в турнире его устраивала ничья. Он разыграл защиту четырех коней, но венгр, знаток этого дебюта, перешел в миттельшпиль с преимуществом. Атака белых с каждым ходом набирала силу, позиция черных стремительно теряла стройность и красоту. Сидящий в первом ряду зрителей тренер Руслана Борис Кац нервно теребил завязку галстука – он не видел за черных ни единого шанса.