Поднявшись на нужный этаж, я неуверенно замерла перед слегка приоткрытой дверью – и снова дурной знак. Палец замер на кнопке звонка, но так и не утопил ее – что-то мешало мозгу послать ему соответствующий импульс. Неожиданно раздавшиеся за дверью голоса, заставили меня метнуться на этаж выше. Вжавшись в трубу мусоропровода, я постаралась с ней слиться, стараясь ни о чем не думать и не дышать.

– Спасибо вам большое, что приехали. Вот держите, – интересно, мне показалось или в голосе говорившей действительно звучали извиняющиеся нотки? Вытянув шею, я взглянула в лестничный проем и увидела миловидную женщину средних лет, что-то быстро положившую в карман стоящего на пороге доктора. За его спиной маячил молодой парень – медбрат, по всей вероятности.

– Ну, что вы, Валентина Дмитриевна, не стоит, – пробасил эскулап, но вернуть подношение, тем не менее, не попытался.

– Но вообще вы бы поговорили с психологом. У вашей матушки явная ипохондрия.

Женщина вымученно улыбнулась, но ничего не ответила. Еще раз, поблагодарив врача, она закрыла за ним дверь. Скрежет механизмов, возвестил, что медики вызвали лифт. Хлопнули створки, и площадка опустела.

Спустившись на пролет вниз, я снова замерла в нерешительности перед дверью, буравя взглядом звонок. Наконец, тяжело вздохнув, нажала на кнопку и вздрогнула, испугавшись неожиданно громкой трели.

Скрипнула половица, «моргнул» глазок, но замок даже не пошевелился – хозяева не торопились отворять двери незваной гостье.

– Кто там? – этот простой и закономерный вопрос застал меня врасплох, ведь «легенду» придумать я так и не удосужилась.

– Извините, простите, дело в том, что…

– Извините, но мне некогда, ничего покупать не стану и о Боге разговаривать не буду.

– Нет, нет, вы не поняли, – опасаясь, что собеседница сейчас уйдет, я решилась сказать правду. – Меня зовут Соня Алтуфьева, и я…, я … помощница нотариуса Креольского. Мой шеф убит, а дело о вашем наследстве… – дверь распахнулась столь неожиданно, что, если бы не моя молниеносная реакция, дело могло закончиться, не успев начаться. С другой стороны, вряд ли «Скорая» уехала далеко, так что, по крайней мере, на медицинскую помощь мне вполне можно рассчитывать. Тьфу ты, вот вечно мое воображение заводит меня черт знает куда.

– Заходите, – улыбку стоящей передо мной женщины вряд ли кто-то смог бы назвать лучезарной. Скорее, вымученной.

– Вы извините, – хозяйка посторонилась, пропуская меня в коридор, – просто домофона нет, вот и ходят все, кому не лень. А мама больна, и…

– Валечка, кто там, – в голосе говорившей было столько страдания, что я сразу поняла, к кому приезжала «Скорая». Сердце сжалось от жалости – женщина не иначе как при смерти, а тут я со своими расспросами. Но что делать – назвался груздем, полезай в кузов.

– Мама, это от нотариуса. Что-то по поводу завещания, – прокричала Валечка. Раздался шум и на пороге появилась женщина, которая походила на умирающую примерно также, как же, как я на папуаса Новой Гвинеи. Да чего уж там – она даже на тяжелобольную не сильно смахивала. Несмотря на возраст (а даме было явно за 60), выглядела она потрясающе: тонкий точеный профиль, пухлые губы, глаза, словно озера. С такой внешностью даже сейчас можно сделать неплохую карьеру киноактрисы.

– А что там с ним? – в мире, как известно, нет гармонии, ибо голос женщины совсем не соответствовал ее внешности – старческий, брюзжащий, болезненный.

– Видите ли, мне ужасно неудобно, но оно украдено, – слова вылетали из меня, словно горох из порвавшегося мешка, – вы, наверное, слышали, что Креольский – нотариус, который оформлял завещание, убит. После его смерти обнаружилась пропажа некоторых документов. В том числе и завещания вашего мужа и, – я взглянула на девушку, – отца.

– Ах, какой ужас, какой ужас, – женщина схватилась за сердце. – Я всегда говорила, что страна катится в бездну. Я ведь говорила? Говорила, Валечка? А ты мне не верила, – дама сокрушенно покачала головой. – Видите ли, милочка, эээ, как там вас, бишь?

– Ой, простите, – спохватилась я. – Соня, Софья Алтуфьева. Я работала с Креольским, и…

– Вот и славно, – дама неожиданно ожила, – что же мы в проходе-то стоим? Валечка, пригласи девочку в гостиную. Предложи чаю. Что же ты? Мне неудобно за тебя. Где твои манеры?

Через несколько минут, потягивая ароматный напиток (весьма неплохой, кстати), я внимала речи вдовы наследодателя.

Как и у многих людей ее возраста, потребность в общении у Ольги Васильевны явно не совпадала с возможностями, поэтому подвернувшийся шанс изложить историю своей жизни благодарному слушателю в моем лице, она, разумеется, не упустила. Мне уже посчастливилось узнать о Валиных дедушке и бабушке. Теперь очередь дошла и до папы. В принципе, в конторе мне и не такое приходилось терпеть, так что тренированная голова не разбухла от количества полученной информации. А ведь вполне могла бы! Все это время сама наследница не проронила ни слова, сохраняя ледяное спокойствие, хотя кое-какие признаки недовольства уловить мне все же удалось.

– Так вот Валечкин папа… Я уже говорила, что он был известный психиатр? – женщина гордо вскинула голову. – Знали бы вы, каких людей он лечил! Да, да! А что вы думаете, многие из тогдашних боссов страдали теми или иными расстройствами психики. Но афишировать-то подобные болячки ведь не принято. Так что… – в голосе собеседницы послышались ностальгические нотки, – жили мы хорошо, я бы даже сказала зажиточно. Не то, чтобы эта сторона меня как-то особенно волновала. Я ведь, знаете ли, натура больше духовная. Все эти деньги, шмотки – это все не про меня. И все же, нельзя не отметить, что мы никогда ни в чем не нуждались и ни в чем себе не отказывали. Правда ведь, Валечка?