Когда стало смеркаться, заметно похолодало. В приоткрытое окно потянул холодный ветер, и Маренн почувствовала такой знакомый запах порохового дыма — за все годы, которые она провела на войне, на той, на первой, да и теперь, на второй, приятней он для нее не стал. Дым то наплывал вместе с порывами ветра, затрудняя дыхание, то вдруг исчезал, и тогда дышалось легко и свободно.

— Закройте окно, — приказала Маренн санитару, и, взглянув на белые розы, стоявшие перед ней на столе, углубилась в изучение рентгеновского снимка.

— Фрау Ким, — доктор Виланд присел сбоку на стул. — А вот эта новая метода наркоза, которую вы мне показали сегодня, имеет какое-то описание, научное обоснование, что-то стоит почитать?

— Не только стоит, но даже нужно, — ответила Ким. — Возьмите в моей сумке, — она кивнула на медицинский саквояж на полу. — Черная папка, написано «Лейбштандарт». Джилл только успела перевести с английского перед моим отъездом сюда, и материал распечатали для главных врачей эсэсовских дивизий. Обязательно прочтите. Я попробовала еще в Шарите перед операцией в Арденнах.

— Очень, очень интересно, — доктор Виланд нагнулся за папкой. — Умеют эти американцы выкинуть что-нибудь этакое. А что им не выкидывать? Их не бомбят, война за тридевять земель, сиди себе и выкидывай. Пока другие давят друг друга танками и забрасывают бомбами. Как я понял, в этом есть масса преимуществ.

— Да, — Маренн кивнула. — Во-первых, возможность осуществления точной дозировки вещества, которое поступает через трубку. Потом можно в течение нескольких секунд менять минутный объем вентиляции и менять в любых пределах газовый состав крови. Хорошая проходимость дыхательных путей в течение всей анестезии. Сколько проблем возникает у нас при проведении масочной анестезии, когда при расслаблении мышц корень языка западает и может полностью перекрыть верхние дыхательные пути от нижних. Добавьте к этому герметичность, при которой невозможна аспирация, так что содержимое желудка, даже если и попадает в ротовую полость, никогда не попадет в легкие. И предотвращение легочных осложнений в послеоперационном периоде.

За окном послышался шум колес БТРа. Маренн бросила взгляд на часы — восемь двадцать. Пайпер подождал, конечно, но совсем немного.

— Это штандартенфюрер? — Виланд привстал. — Фрау Ким, я хочу вам сказать. Йохан, он… — доктор покачал головой. — Такая дивная жена, такие чудные детишки. Я видел фотографии. Будет жаль, если все это распадется.

— А с чего вдруг распадется? Что вы волнуетесь, Мартин? — Маренн продолжала смотреть на снимок, потом взяла медицинскую карту.

— А вы не понимаете? — Виланд кивнул на букет. — Гоняли самолет в Вену. Умри, но привези, и чтоб обязательно белые, одного размера, свежайшие. И все для нее, то есть для вас. Чуть не самого гауляйтора там вверх тормашками поставили. А вы говорите, с чего? Он меня задергал — приехала не приехала. Он помешался на вас, это точно. Я так ему и сказал. Йохан, ты на ней помешался. Я его понимаю. Молодость, слава, размах теперь иной, да и желания тоже. Когда ты герой, и запросы, знаете ли…

— Не волнуйтесь, Мартин, разберемся, — Ким посмотрела на розы и улыбнулась. — Правда, цветы красивые.

— Как вы разберетесь? — Виланд пожал плечами. — Чем больше вы будете разбираться с ним, тем дальше все пойдет. Он к вам неравнодушен, Ким. Он давно хотел с вами познакомиться. Здесь, на фронте. Говорит, в Берлине к вам не подступиться. Но все не получалось. Приедет — то вас еще нет, то уже нет. А в Арденнах Кальтенбруннер помог. Так теперь, как говорится, башню снесло. Ее еще там снесло, но я молчал, ведь вы были не одна, с вами был оберштурмбаннфюрер Скорцени. Я знаю, что он имеет к вам отношение не только служебное. Я не хотел лезть, чтобы не накликать беды. Но что вы думаете? Все эти пироги с клубникой, рояли на грузовике, шампанское, вкуснейший суп в фарфоровой посуде — мы каждый день так живем, что ли? Да никогда такого не было. А как командовали? Я вообще от ужаса старался из госпиталя не показываться. Нет, я не сомневаюсь в профессионализме Йохана и в его здравом уме. Но в обычной обстановке он куда осторожнее. Я-то знаю, не первый год вместе. Это было все для вас. Весь этот Арденнский рейд — для вас. Он хотел произвести на вас впечатление.

— Мне кажется, вы все утрируете, Мартин, — Маренн вернула карту на место, взяв из ячейки только что готовые анализы, быстро просмотрела. — Вы знаете, что мой сын, если бы он был жив, был бы младше Йохана всего на пять-шесть лет.

— А кому это когда мешало? — доктор пожал плечами.

— Бездельничаете, Виланд. Хайль Гитлер! — дверь открылась, и вошел Пайпер, блеснув белозубой улыбкой. — Сидим на стульчике, все повесили на фрау Ким, она прооперирует, она перевяжет, до восьми часов, а то и до всех двенадцати. А мы книжечки почитаем, — он кивнул на инструкцию, которую перелистывал Виланд. — Требуется корректировка, как говорит Шлетт.

— Что предлагаете, штандартенфюрер? — Маренн повернулась.

— Горячий огонь в очаге, свежее пиво, хорошо прожаренное мясо с хрустящей корочкой. Пиво доставлено из Вены — просто чудо.

— Согласна. Одну минуту, прошу, — она улыбнулась. — Мартин, смотрите сюда, — она показала Виланду снимок. — Здесь ясно видно, что присутствует перелом верхних ребер и расширение средостения. Я не вижу контура дуги аорты, так что вполне вероятно, она серьезно задета. Надо оперировать. Кто это у нас? — она прочитала на обороте фамилию. — Ротенфюрер Карпински. Отлично. Завтра в восемь утра подготовьте к операции. Наркоз тот же.

— Слушаюсь, — Виланд как-то вяло пожал плечами. Прислонившись к косяку двери плечом, Пайпер смотрел на него с улыбкой.

— Поработать придется, да, Мартин? Наркоз подготовить.

— Хватит издеваться надо мной, — доктор обиженно отвернулся и сделал вид, что читает инструкцию.

Маренн встала из-за стола, подошла к санитару. Повернулась к нему спиной.

— Помогите мне снять халат.

Тот быстро развязал тесемки.

— Прошу, фрау, — Пайпер взял шинель Маренн. — Виланд, ты тут навешал своих вещей, откуда у тебя такой багаж?