– Ворсобин?! – Штрих с трудом совладал с волнением.

Вот, значит, откуда ветер дует.

– Знаешь такого?

– Да, с одной улицы мы.

– Ты с этой улицы дорожку к нему и протоптал. Прямо в кочегарку. Дальше сам расскажешь или мне продолжать?

– Да нечего там продолжать, – выдавил из себя Витя.

– Я слышал, у тебя сегодня был романтический ужин. – Одинцов усмехнулся. – А мне вот знающие люди намекали, что у Маши Яковлевой роман с Лукомором.

– У Маши?! Роман с Лукомором?! Кто тебе такое сказал? – Витя окосел от удивления.

– Есть такое предположение. Да и тебя, Штрих, я знаю очень хорошо. И о твоем романе с женой Лукомора мне известно.

– Ты попутал, начальник!

– Кристина ее звали. Не знаю, что там у вас произошло, но ты ее задушил, а труп потом привез в крематорий к Демону. Было такое?

– Не было у меня ничего с Кристиной.

– А труп ее Демон сжигал?

– Труп?.. – Витя оторопело посмотрел на мента.

Надо было сразу про Демона сказать. Мол, не было никаких дел с ним, и труп Кристины никто не сжигал. А он оправдываться стал, дескать, не было у меня ничего с ней. Нет, Витя, конечно, себя не выдал, ни в чем не признался, но мент теперь сидит и усмехается, глядя на него. Он-то получил подтверждение своим подозрениям.

– Да, Витя, труп. Ворсобин во всем признался, поэтому и постановление на твой арест мне без проблем выписали. Завтра у тебя встреча со следователем, тебе будет предъявлено обвинение. А там ведь не только Кристина Елецкая, но и другие трупы. На пожизненное пойдешь.

– Гонит Демон, оговаривает! Он на всю голову больной, помешался в своей кочегарке!

– Щепкин признался, что Ворсобин сжег труп человека, которого застрелил Жора Висляков. Этим он подтвердил признания Ворсобина. Так что не выкрутиться тебе, Витя. За убийство Елецкой пойдешь. Лукомор тебя гадом объявит, а он в законе.

– За что гадом? – вскинулся Витя.

– А ты думаешь, Лукомор признает свою вину? – Одинцов удивленно повел бровью. – Нет, такого не случится. Это ты его жену задушил и сжег, а сам Лукомор тут не при делах.

Штрих до хруста в суставах сжал кулаки. Была у него мысль зачистить Демона. Этот чертов кочегар шибко много знал, поэтому должен был умереть, но как-то все руки до него не доходили.

Да и у пацанов проблемы время от времени возникали. Им надо было как-то от жмуров избавляться, и Демон со своей кочегаркой постоянно их выручал. Все шло по накатанной, как-то само собой. Криминальные трупы появлялись, но сжигались без шума и пыли.

А потом система дала сбой, и вот итог. Он действительно сжег труп Кристины, которую задушил муж. Лукомор ее убил, а Витя всего лишь замел следы. Столько лет все было шито-крыто, и на тебе.

– А может, при делах? – спросил Одинцов.

– Не было ничего. Не знаю никакую Кристину.

– Знаешь!

– Давай адвоката, начальник! Без него ничего тебе не скажу!

– Нарываешься? – Одинцов хищно сузил глаза.

– Да пошел ты!..

– Витя, ты же давно знаешь, что я человек мирный, у меня все по закону…

– Я тебе ничего не скажу.

– Думаешь, легко по закону, когда вокруг столько дерьма?

Штрих ухмыльнулся, глянув на Одинцова. Не те сейчас времена, чтобы мент мог беспредельничать. Он теперь полицейский, и пережитки прошлого ему не к лицу. А если майор этого не понимает, то адвокаты ему быстро все объяснят через прокурора по надзору.

– Ой как нелегко, Витя. Мне аж крышу иной раз сносит. – Майор покачал головой, нехорошо глядя на него. – Недавно нервы не выдержали, на одного ублюдка сорвался. Чуть не убил. Пришлось к врачу идти. К психиатру. Знаешь, что он мне сказал?

– Слышь, начальник, время уже позднее, после десяти допросы запрещены.

– А ничего врач не сказал. Зато он мне справку выписал. Вот, смотри. – Одинцов достал из кармана удостоверение, вынул оттуда бумажку, сложенную вдвое, бережно развернул ее. – У меня с головой проблемы, Витя. И с душой. Я теперь душевнобольной. Шизофрения у меня, причем в тяжелой степени.

– Да мне по барабану, что там у тебя, начальник!

– Ты, Витя, меня не зли!

Штрих обеспокоенно посмотрел на Одинцова. Не нравился ему безумный блеск в глазах этого мента. Да и голос майора звучал как-то странно. В нем явственно проступало предвкушение радости. Да-да, той самой, совершенно психопатической, которая охватывает буйнопомешанного, когда тот зубами вгрызается в горло санитара.

– Я выхожу из себя, когда меня кто-то злит. Это давно уже началось. С тех самых пор как Лукомор отбил у меня Кристину. Да, Витя, Кристина была моей девушкой, но я ее потерял. С тех пор я не в себе. Болезнь только прогрессирует. Я любил Кристину, а ты, падла, ее убил!

– Слышь, начальник, ты дурака здесь не валяй! – Витя настороженно посмотрел на Одинцова.

Разыгрывал его мент, пугал, на фуфло брал. Но играл он здорово, не придерешься. Как будто действительно умом тронулся. Взгляд как у реального психа, разговор – сплошное гонево.