Юный Жан Поль Мара должен был испытать могучее воздействие этих новых веяний — освободительных идей восемнадцатого столетия.

Он ощутил эти новые влияния тем сильнее, что и сама его жизнь круто изменилась.

Детство и отрочество Жана Поля в родительском доме прошли безоблачно. Он жил в маленьком замкнутом мире, в достатке, окруженный любовью и заботой своих родителей, особенно матери; он пользовался свободой, которой, однако, не злоупотреблял, так как все досуги посвящал чтению, обдумыванию прочитанного. «С детских лет я усвоил привычку к жизни любознательной и прилежной… самые сладкие минуты я находил в размышлении», — вспоминал он потом.

Но время шло… Мальчик превратился в юношу, он вырос, окреп, стал физически сильным, к шестнадцати годам он почувствовал себя настолько взрослым, чтобы расстаться с родительским домом, выйти из тихой гавани и впервые пуститься одному в половодье жизни.

Автор первой научной — и все остающейся лучшей, несмотря на почти столетнюю давность, — биографии Марата Альфред Бужар полагал, что непосредственным побудительным толчком к уходу Жана Поля из родной семьи была смерть его любимой матери. После того как ее не стало, родительский дом не мог уже его удержать; ему не терпелось уйти в огромный и неведомый мир, скрытый за окружающими Невшатель горами.

И вот шестнадцатилетний Жан Поль Мара во Франции, в Бордо. В течение двух лет он служит воспитателем детей в семье богатого бордоского судовладельца и работорговца Нерака.

Бордо — древняя столица средневековой провинции Гиэнь, центр бордоского генеральства Бордолэ, в середине семнадцатого столетия важный очаг движения Фронды, во второй половине восемнадцатого века стал одним из экономически развитых и передовых городов французского королевства.

Расположенный на берегу Жиронды, у самого входа в Бискайский залив — ворота Атлантического океана, Бордо превратился в крупнейший центр большой заморской торговли и промышленности, главным образом судостроения.

Здесь, в устье Гаронны, высились громадные верфи; здесь от зари до позднего вечера не затихал шум; тысячи рабочих трудились, сооружая самые совершенные для того времени корабли.

Со стапелей бордоских судоверфей в море уходили тысячи судов разных моделей, от небольших увертливых шхун и легких бригов до огромных многомачтовых кораблей, безбоязненно пересекавших под парусами бескрайные бурные воды Атлантического океана.

Мануфактуристы-судостроители, арматоры-судовладельцы, крупные торговцы-оптовики ворочали огромными по тем временам капиталами. Состояние одного из бордоских негоциантов, Боннафе, бывшего клерка, сумевшего ловкими, рискованными операциями превратиться в крупнейшего судовладельца, исчислялось миллионами. И он был вовсе не единственным миллионером в этом городе. Бордо в восемнадцатом веке стал цитаделью крупной французской провинциальной буржуазии.

Одним из важнейших источников наживы для купцов Бордо была торговля с французскими колониями. Антильские острова, Сан-Доминго, Мартиника, Гваделупа — эти заморские земли французской короны стараниями французских коммерсантов, и в первую очередь бордоских купцов и судовладельцев, стали островами сокровищ, сказочного обогащения.

Колонии поставляли не только сахар, кофе, табак, пряности и другие колониальные продукты, вывозимые за бесценок из этих благодатных краев, но прежде всего живой товар — рабов, чернокожих, торговля которыми приносила баснословные барыши.

Золото притекало непрерывным потоком к негоциантам Бордо; казалось, оно само прилипало к их пальцам. Удачливые стяжатели, счастливые охотники за добычей, люди без роду и племени, ставшие за короткий срок обладателями огромных богатств, они хотели, чтобы город, в котором они достигли такого могущества, рос и богател вместе с ними.

Во второй половине восемнадцатого века население Бордо превысило восемьдесят тысяч человек. Это был один из крупнейших городов Франции. По числу жителей он уступал только Парижу, Лиону и соперничал с Марселем.

И вот уроженец крохотного Будри, обитатель тихого, невозмутимого в своем спокойствии и неподвижности Невшателя оказался в этом кипящем жизнью приморском торговом городе.

После ровной глади маленького Невшательского озера бурные волны Бискайи и Атлантики! После рыбацких лодок и скромных парусников огромные океанские корабли! После мягкой тишины безлюдных невшательских улиц шум и грохот портового города, разноязыкий говор многоголосой городской толпы! Этот город должен был показаться шестнадцатилетнему юноше из Невшателя, впервые ступившему на его мостовые» страшным Вавилоном!

То была первая школа жизни — не литературной, не книжной, не разграфленной на параграфы уроков, а живой — грубой и реальной.

Юный мечтатель с берегов Невшательского озера, грезивший о славе, должен был пройти это первое испытание.

Он его выдержал. Двухлетнее пребывание в доме одного из крупнейших негоциантов Бордо дало возможность юному Мара хорошо ознакомиться с закулисной жизнью французской крупной торгово-промышленной буржуазии.

Эти личные непосредственные наблюдения юности многому научили Мара. Он впервые увидел совсем близко, на кратчайшем расстоянии, рядом с собой, свирепую алчность, неутолимую жажду обогащения, беспощадную жестокость в достижении цели, волчьи законы конкурентной борьбы.