– Цлая жизнь не разсказывается въ двухъ словахъ, – грустно улыбаясь отвчалъ Хлостомръ, – но мн спать не хочется и я разскажу теб въ общихъ чертахъ.....

– Нтъ, все, все разскажи, – отвчала она.

– Все, все разскажите, – подхватили молодые голоса.

Хлостомръ помоталъ головой какъ будто припоминая, подвинулся къ навсу такъ, чтобы всмъ были слышны его слова, и началъ. Молодежь молча и тихо толпилась около него, кладя другъ другу шеи на спины. Вязопурша, самая старая изъ кобылъ, еще изъ Хрнового, подошла, положила голову на шею мерина, почесала его, тяжело вздохнувъ легла подл на свжую солому. Было темно. Мсячный свтъ только виднлся изъ-за навса, самаго мсяца не видно было, роса была опять свжая и ложилась на солому двора и серебрила воздухъ. Подъ навсомъ тни были черны. За дворомъ постукивалъ караульщикъ и лаяли собаки. Изрдко шевелились ноги по солом и стучали копыты о стны. Все было тихо и меринъ разсказывалъ.

Вечеръ 1-й.

– Я родился въ Хрновомъ, – началъ Хлостомръ. – Отца своего я не зналъ, какъ и вс благородныя лошади. Только впослдствіи мать говорила мн про него, когда ее водили къ нему. Она говаривала, что это былъ Богъ Аполлонъ и она весной всегда бывала влюблена въ него. Мать моя Телка была первая красавица всего Хрноваго. Она была еще молода. Старшему брату было 4 года и онъ не имлъ цну. Я разъ только видлъ его. Онъ возвращался съ наздникомъ съ проздки, когда мы возвращались съ поля. Вс кобылы заржали и даже мать, не зная, что это былъ ея сынъ. Онъ былъ гндой и хорошъ, какъ8 ясный день.

Самъ Графъ былъ тутъ. Съ нимъ были человкъ 5 охотниковъ. Онъ указалъ на меня и сказалъ: – Вонъ этотъ пгашка его братъ. – Хорошъ! – сказалъ кто-то. – Пгой, – сказалъ другой. Я не понялъ его.

Онъ былъ отъ другаго гндаго отца, а я отъ сраго и потому вышелъ пгой. Пжина составила всю мою участь и счастье и несчастье.

*№ 2-а.

<Ему не дали покоя и тутъ. Началась такая возня, что Конюшій сказалъ табунщику и табунщикъ пришелъ на дворъ и разогналъ всхъ. Меринъ былъ избитъ и искусанъ. Онъ легъ. Вс столпились вокругъ него.

Все затихло. Онъ тяжело вздыхалъ и пошевеливалъ ушами. Вс вокругъ него точно слушали, точно удивились вс чему-то и зашевелились по солом.>

*№ 3.

Все затихло, только слышались вздохи и переставленіе ногъ по свжей солом. Меринъ молча поводилъ прорванными черными губами . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

– Да, друзья мои, говорилъ пгой меринъ, я, какимъ вы меня видите, опоеннымъ, кривобокимъ, безъ цлаго мста на тл, безъ хвоста и гривы, подъ сдломъ табунщика, водовозъ – я не то, что думаютъ обо мн эти люди и что вы думали, я Хлыстомръ.

*№ 4.

Что значили слова: моя лошадь? Я понимаю, что значитъ: моя нога, моя голова, мой хвостъ; но почему же моя лошадь? Ежели бы это значило то, что тотъ, кто меня называетъ своимъ, тотъ и кормитъ меня, я бы понялъ, – но <кормили меня различные люди>, кормилъ меня конюхъ, не называвшій меня своимъ. Ежели бы это значило, что бьетъ меня тотъ, кто называетъ своимъ, я бы понялъ; но и били меня различные люди.

*№5.

Въ этомъ заключается главная страсть людей, и для того, чтобы говорить про какую либо вещь – мое, они готовы всмъ пожертвовать.

*№ 6.

Я провелъ ужасную ночь. Я передумалъ9 много въ эти 12 часовъ; но за это время навсегда ршились судьба и направленіе моей жизни. Вс радости жизни навсегда были потеряны; но несмотря на то я жилъ, и долженъ былъ долго жить, я это чувствовалъ.

*№ 7.

Государь говорить: Государство мое; но Государство это не содйствуетъ нисколько Его личному благосостоянію. Онъ не иметъ вслдствіе этой собственности ни больше силы, ни больше ума, ни больше образованія, ни главнаго, что дороже всего каждому животному, – ни больше досуга.

*№ 8.

Люди подлежать желанію называть вещи – мое, а мы свободны отъ10 низкаго инстинкта. Прежде отыскивая эту истину, я спрашивалъ себя: не означаетъ ли – мое какой нибудь прямой и существенной выгоды права или силы или обязанности для человка?

*№ 9.

Первое, моя пгая шерсть, сдлавшая меня въ глазахъ людей какимъ-то выродкомъ, несмотря на мою красоту и силу моего тла. Второе, измна и непостоянство моей матери; и третье, пріобртеніемъ права конюшева между людьми называть меня своимъ жеребенкомъ.

*№ 10.

Что мн было длать? Какъ провести эту жизнь? Какъ заглушить въ себ11 сознаніе того исключительно несчастнаго положенія, въ которомъ я находился? Какъ въ этомъ, такъ и во многихъ другихъ случаяхъ есть только одно спасеніе для лошади. Это спасеніе есть трудъ. Вчный, непрестанный трудъ съ сознаніемъ того, что трудъ этотъ не приноситъ никакой пользы для себя и едва ли другимъ приноситъ какую либо пользу. Но какъ было трудиться стоя въ денник? Никто не запрягалъ меня, а я готовъ бы былъ возить воду, ходить по колесу на рушалк. Ожидая этаго времени, я сталъ оказывать усердіе при каждомъ удобномъ случа. Я сталъ сть, пить и спать, приготовляя себя къ труду. И скоро признаки моего усердія увнчались успхомъ.