Я набрасываюсь на него:

— Как же ты, брат, такие вещи забываешь! Теперь, чего доброго, кого-нибудь там ранило!

Пули опаснее всего в так называемых батальонных резервах, потому что там они на излете и летят низко, да и люди там не прикрыты окопами.

И действительно, не прошли мы ста шагов, как нам попался санитар, бегущий с индивидуальным пакетом в руках.

— Ты куда?

— Да там в резерве, говорят, кого-то ранило.

— Хорошо, беги. А ты, фельдфебель, узнай, кто ранен, и пошли туда еще трех санитаров с носилками, на всякий случай. Я пройду в первую роту.

— Слушаюсь.

Проходим дальше, показываем доктору действие нашего бомбомета, затем они уходят, а я захожу в землянку командира первой роты. Сидим с ним, болтаем. Подходит телефонист.

— Вы будете командир второй роты?

— Я.

— Вас спрашивает командир резервной роты.

Беру трубку.

— У телефона прапорщик Ладыгин.

— Говорит прапорщик Шашин. Тут у вас убило рядового. Так вот, остались деньги — пять рублей сорок шесть копеек и часы. Он просил послать это жене.

— Хорошо. Пришлите их, пожалуйста, ко мне. Куда ранило?

— В живот и там осталась. До свидания! Кланяйтесь командиру первой роты.

Побеседовали о разных разностях еще немного, направляюсь к себе. Фельдфебель встречает по дороге.

— Там в нашу роту восемь лопат прислали, так как с ними прикажете?

— Раздать повзводно.

— Слушаюсь. А еще у нас убило Сидоренку.

— Э, х! Как на грех, хороших солдат выбивают.

— Так точно. Сапоги я приказал снять. Тут у нас у одного плохие, так я велю ему их отдать.

— Хорошо.

— А как прикажете с шинелью? Надо бы тоже снять, да уж очень кровью залита.

— Ну что ж, куда ни шло, похороним в шинели. Могилу рыть послал?

— Так точно.

— Ладно. А насчет священника я потолкую. Тут, кстати, сегодня утром в шестой роте пулеметчика убило. Вместе их и похоронят.

Вечером ко мне заходил полковой священник.

— Что, батюшка, хоронить приехали?

— Уже похоронили.

— Жаль, а мне из штаба полка обещали гроб прислать.

Батюшка машет рукой.

— Эх, полноте, не все ли ему равно!

Вот здравый взгляд — конечно, безразлично.

Ну, что же рассказать еще об этой смерти? Вот, собственно, и все. Через несколько дней появится в приказе: «Рядовой второй роты Порфирий Сидоренко, убитый на позиции у деревни… исключается с денежного, приварочного, чайного, мыльного и табачного довольствия».

Жизнь кончена, и подведен итог.

Ира!

Отправляю тебе с моим вестовым Алексеевым (бывшим московским лихачом) то, что успел наскоро собрать.

Мы сейчас стоим в резерве. Если бы стояли на позиции, мог бы собрать гораздо больше, а здесь ничего нет особенного, да и собирать некогда — он поехал в отпуск неожиданно.

Можешь расспросить его о нашем житье-бытье. Вещи, присланные мною, переправь домой [5] — на память. Описание их я потом пришлю. Вкратце же вещи таковы:

1. Головка от шестидюймовой шрапнели.

2. Очки и маска противогазная. (Ими мне уже не раз приходилось пользоваться, когда на нас австрийцы бросали бомбы с удушливыми газами.)

3. Ручная грелка с углями.

4. Головка от австрийской ружейной гранаты.

5. Австрийская пуля, которой один солдат был ранен в плечо навылет. Пуля, пробив плечо, застряла в шинели.

6. Обойма с патронами. (Вынута мною из подсумка раненого солдата моей роты. Бомба из бомбомета разбила козырек над окопом, ранила солдата, и кусочек дубовой коры от козырька пробил толстый кожаный подсумок и продавил обойму.)

7. Шрапнель.

Прап. Ладыгин.

Ключи чемодана со мной в случий буду убит.

Милостливийший Государь Василий Лаврентич!

Кланяясь Вам и Вашему Семейству С почтением.

Покорнейше прошу Вас В. Ла. Сообщить мне Адрис Вашего сына Евгения В. прапорщика Ладыгина. Очень Нужна я его денщик как остался при вещах. Но вещи мне пришлось Сдать в обоз второго разряда, а я остался по приказанию начальства в строю второй Роты. Он Уменя Заболел Сперва Экземой а последнее время У него Повысилась температура до сорок градусов.