«Божий дар», — говаривал в таких случаях Манов.

И вот этот самый Аввакум представил рапорт, способный лишь рассмешить своей наивностью.

«Должен в самом начале признать, — читал, наверное, уже в десятый раз полковник, хмуря брови, — что в деле Методия Парашкевова я придерживаюсь особого мнения. Я пока не берусь оправдывать его полностью, не выдаю ему свидетельства о невиновности, но мне что-то подсказывает, что это неплохой человек, что такой человек, как он, не может быть преступником. Верно, что улики, которыми в настоящее время мы располагаем, решительно против него. Если судить по этим уликам — показания старшины, полотенце, хлороформ, окурок сигареты, вероятно принадлежащие ему, — Методий Парашкевов, мягко выражаясь, представляет собой объект следствия. Но то, как было совершено преступление, и особенно вторая часть его — взлом и ограбление пункта, — остается загадочным, труднообъяснимым и в какой-то мере рассеивает уверенность, что Методий Парашкевов — действительно преступник. При встрече я расскажу, что, по моему мнению, в этой истории «загадочно» и «труднообъяснимо».

За короткое время, которым я располагал, я сумел собрать лишь некоторые сведения об этом человеке. Они характеризуют учителя с положительной стороны. Он происходит из семьи среднего достатка, родители его умерли. И до и после Девятого сентября он ни разу не давал повода считать, что ему присущи какие бы то ни было реакционные взгляды. Учительствуя, он изучал минералогию, углублял свои знания в химии. Научил жителей села возделывать овощи и разводить пчел. Ведет самый скромный холостяцкий образ жизни. У него собрана богатая коллекция по естествознанию. Он заядлый охотник, страстный альпинист, очень любит природу».

Полковник вздохнул. «Создается впечатление, что эта характеристика написана рукой археолога, а не контрразведчика Аввакума!» Он нажал кнопку звонка и приказал дежурному лейтенанту вызвать обоих капитанов.

До встречи с полковником оставалось два часа. Аввакум немного постоял перед фотовитринами Театра молодежи; рассматривая со скептической усмешкой гримерские ухищрения артистов, снисходительно пожал плечами. Подойдя к трамвайной остановке, он вдруг заметил, что у него давно не чищены ботинки и вид у них довольно неприглядный. «Надо обязательно зайти к Сали», — подумал он.

Увидев его на пороге. Сали расплылся в улыбке. «Сегодняшний день начнется с хорошего бакшиша», — смекнул мальчуган и так хлопнул щеткой о щетку, что его брат Ахмед, сидевший спиной к двери, подскочит на своем стульчике как ужаленный.

— Сали! — сказал Аввакум. — Смотри, чисти и с внутренней стороны, слышишь? Иначе сверх таксы ни гроша!

У паренька блеснули зубы, ему хотелось выкинуть какую-нибудь штучку, сказать что-то смешное, но. взглянув в мрачное, усталое лицо клиента, он опустил глаза и принялся усердно счищать пыль с манжет его брюк.

Сидя в кресле. Аввакум разглядывал от скуки розовый фасад противоположного дома, его окна, задернутые узорчатыми тюлевыми занавесками, и балкончики, огражденные железным кружевом решеток, окрашенных в желтый цвет.

— Сали, а мой знакомый, тот, у которого голубой галстук с серебряными цветочками, заходил к вам на днях? — спросил неожиданно для самого себя Аввакум.

— Заходил, — кивнул Сали. — В понедельник днем был тут. — Он презрительно скривил красные губы и мотнул головой. — Жадина!

— Плохой человек, — усмехнулся Аввакум.

На одном из балкончиков за ажурной решеткой вдруг появилась молодая женщина. В кремовом платье без рукавов она стояла под лучами утреннего солнца и ее волосы отливали золотом.

«Настоящий цветок», — подумал Аввакум и улыбнулся.

Молодая женщина постояла в раздумье за желтым кружевом перил, потом повернулась и быстро исчезла за дверью. А Аввакуму казалось, что он по-прежнему видит кремовую розу, и, так как этот цветок всегда очень нравился ему, он продолжал неотрывно глядеть на балкон.

— Сали, — сказал он и нетерпеливо передернул плечами, — не стоит особенно драить ботинки. Внутри все равно не видно!

— Я же еще не начинал! — засмеялся Сали.

— Ничего. — Аввакум махнул рукой. — В следующий раз почистишь!

Он встал, сунул в руку Сали монету и выскочил на улицу. Мальчик, разинув от удивления рот, глядел ему вслед.

Неизвестно. как это получилось, но они встретились точно в центре скверика с фонтаном. Разумеется, это произошло совершенно случайно Сия обходила бассейн с западной стороны, а Аввакум — с восточной Если бы дорожки не пересекались, они бы, вероятно, не встретились При этом ни один из них, казалось, не подозревал о присутствии другого. Они с увлечением наблюдали затейливую игру водяных струй. Столкнувшись с Аввакумом. Сия очень удивилась. Она даже покраснела, и ему показалось, что перед ним уже не роза, а алый мак.

— Ах! — воскликнула она. — Какими судьбами? Вот так встреча! Аввакум, у которого всегда был наготове подходящий к случаю ответ, на этот раз промолчал.

Они вспомнили наконец, что забыли поздороваться, и поспешили пожать друг другу руки. Сия почему-то была очень смущена. Здороваясь, Аввакум успел заглянуть ей в лицо. Глаза ее как будто улыбались, но в глубине были невеселы, и от этого улыбка ее вышла довольно грустной. Заметил он и легкие тени под глазами, и маленькие складки у рта, и то, что у нее подрагивали губы — как крылья бабочки, перед тем как ей взлететь. «Так дрожат губы у плачущего ребенка, когда он старается засмеяться» — подумал Аввакум.