Через несколько минут или секунд – во времени я точно потерялась – он замирает, прижимает меня, точнее, моё тело, к себе, укладывается набок и засыпает, не произнеся ни слова. Его нога поверх моих ног, рука поперёк талии. Я не могу пошевелиться под сковывающими объятьями, мне трудно дышать, очень неудобно и жарко. Хотя с удовлетворением отмечаю, что температура его тела приближена к нормальной.

Я знаю, что могу не церемониться, вряд ли его разбужу, но всё же осторожно выбираюсь из-под него. Его тело снова расслаблено. Надеюсь, теперь он спит выздоравливающим сном.

С трудом нахожу свою одежду, бреду в зал, укладываюсь на диван. Спать, и ни о чём не думать! – приказываю себе. И первый раз за сегодняшний вечер поступаю благоразумно: тотчас засыпаю.

Проснувшись в следующий раз, я не понимаю сразу, где нахожусь, какое время суток, и почему такая тяжесть во всём теле, как будто я всю ночь работала. Открыв глаза, тупо смотрю на потолок, поклеенный обоями, имитирующими плитку, на цветочный узор ковра на стене. Постепенно приходит понимание, где я и почему такое состояние организма. Который час? Светло, но сумрачно. Неужели я проспала весь день до вечера? Я усаживаюсь на диване, потому что иначе не вижу часы, и натыкаюсь на его взгляд.

Он сидит напротив меня в кресле, подперев подбородок рукой, и неотрывно смотрит. Я нервно сглатываю, бросаю взгляд на часы. Ну, ничего себе! Четыре часа! Я действительно проспала почти весь день. Снова смотрю на него. Он молчит. Пытаюсь хоть что-то прочесть в глазах, в его расслабленной позе. Ноль!!!

– Привет, – хрипло выдаю я, видимо, голос ещё не проснулся.

– Почему ты не уехала? – это он вместо приветствия.

Я молчу.

– Не завелась машина?

Он что, думает, все автомобили так же капризны, как и его «семёрка»?

– Э… я… с машиной всё в порядке, – выдавливаю из себя.

Он молча встаёт, уходит на кухню, возвращается со стаканом воды, подаёт мне.

– Благодарю.

Я залпом выпиваю воду. Мне бы кофе, конечно, но и на том спасибо. Возвращаю стакан. Он снова садится в кресло, вертит стакан в руке, задумчиво смотрит на меня.

– Что вчера было, рассказывай!

Я чувствую себя, как на допросе. Да это допрос и есть!

– Что именно тебя интересует? – спрашиваю я.

– Всё! С самого начала!

Ого! Да он ничего не помнит! А я так надеялась, что хотя бы сексом он занимался в сознании.

– Ты перепутал визитки, позвонил мне на номер вызова такси…

– Это я помню. Ты привезла лекарства и, по логике, должна была уехать. Почему ты до сих пор здесь?

Вот это да! А где же я должна быть, после того, как… Впрочем, он же ничего не помнит.

– Я не смогла тебя оставить в таком ужасном состоянии, я должна была тебе помочь.

– И в чём же заключалась твоя помощь?

Он, кажется, спокоен, но в тоне я улавливаю угрозу. Мельком бросив взгляд на его руки, замечаю: он так сжимает стакан, который я вернула, что побелели костяшки пальцев. Он пытается сдерживать какие-то сильные чувства, и, что-то подсказывает, мне очень не понравятся эти чувства. Убирая подробности, как можно жизнерадостней, я рассказываю ему о прошедшей ночи:

– У тебя была высокая температура. Сначала ты выпил таблетки и ушёл спать, где-то через час я поняла, что таблетки не помогают, и сделала тебе укол. Примерно после двух часов ночи температура начала спадать, и я, убедившись, что у тебя всё хорошо, пошла спать сама.

– Это всё? – бросает он с сомнением.

– Да, – тихо отвечаю я и для большей убедительности пытаюсь улыбнуться.

– Тогда поясни мне некоторые детали. Что означает уксус и водка на столе, а также в чашке возле моей кровати?

– А! – нервно хихикаю. – Как же я забыла! После укола тебе не сразу стало легче, я запаниковала и вспомнила бабушкин способ снять жар – протирать тело раствором уксуса с водкой.

– Я правильно понял: ты стащила с меня одежду и очень близко подошла ко мне?

– Ну да, это облегчило твоё состояние.

– Всё? Больше ничего не облегчало моё состояние? Ты рассказала мне всё?!

– Ну да, всё! Что ещё? – пытаюсь вложить в голос как можно больше уверенности.

– Тогда что ты мне можешь сказать об этом?

Он достаёт откуда-то мой разодранный бюстгальтер. Тот качается у него на пальце вытянутой руки, как тряпка. Я открываю рот и снова его закрываю, не выдавив ни звука. Краснею и опускаю глаза. Ну что я могу об этом сказать? Да и как это можно описать словами?

– Детка, – тихо говорит он, но мне кажется, у меня волосы шевелятся от этого голоса. – В тебе есть хоть какие-то инстинкты? Я имею в виду инстинкты самосохранения. Тебе говорили в детстве, что незнакомые мужчины опасны?

Он встаёт и подходит к дивану, возвышаясь надо мной грозной тучей.