Не в силах выносить эту сцену, Рауль стал пробираться сквозь толпу зевак, вытягивавших головы, чтобы лучше увидеть мерзкую работу палача. Войдя в палатку герцога, он обратил внимание, что его рука всё ещё сжимает меч Вильгельма. Посмотрев на него какое-то мгновение, он вдруг отбросил оружие от себя, да с такой силой, что меч со звоном отлетел в угол палатки.

С улицы донёсся ещё один крик. Отвращение переполняло Рауля, его чуть не стошнило. Медленно опустившись на стул, юноша закрыл лицо руками.

В ушах его всё раздавались то крики, то стоны. Перед закрытыми глазами корчились искалеченные тела, а память вновь возвращалась к горящим взглядам толпы.

Прошло много времени, прежде чем смолкли леденящие душу звуки. Теперь были слышны лишь обычные голоса и шаги.

В палатку тихо прокрался Галет и сел у ног Рауля.

— Братец, братец! — прошептал он и дотронулся до рукава Рауля.

Юноша поднял глаза:

— Ты видел это?

— Да, это кровавая месть, — ответил шут. — Но неужели твоё сердце разбито из-за горстки анжуйских свиней?

— Ты думаешь, я горюю о них? — горько спросил Рауль. — Если моё сердце и разбито, то лишь потому, что не смогло вынести позора Вильгельма.

Рауль погладил рукоять своего меча и вынул его из ножен.

— «Грядут иные времена», — прочитал он. — Господи, помоги!

— Что ты имеешь в виду, говоря о позоре Вильгельма? — обеспокоенно спросил Галет.

— Я спрашиваю себя: когда забудется то, что произошло сегодня? Пройдут многие годы, а люди будут помнить эту месть и называть герцога тираном. На его щите пятно позора, которое не смоет ни справедливый поступок, ни боевой подвиг.

— Он суров в гневе, братец, но ты видел его милосердие, — всё ещё не понимал Галет.

— Я видел, как дьявола выпустили на свободу, — усмехнулся Рауль.

— В нём сидит дьявол, как и во всех его предках, но шесть дней из семи он взаперти.

— Но седьмой день будет жить в памяти людей.

Вложив меч в ножны, Рауль вышел из палатки, оставив шута наедине с раздумьями.

Прошло несколько часов. В ужасе от увиденного, гарнизон замка выдвинул условия сдачи. Людям обещали свободу и неприкосновенность. Кровь пролилась в последний раз. Замок был взят без единого выстрела. Не было ни мародёрства, ни насилий. Страсть герцога была снова обуздана, и люди ещё раз увидели его справедливость.

Под вечер к Раулю прискакал посыльный от герцога с требованием явиться. Юноша медленно вошёл в огромную палатку. Герцог был один. Тускло горела свеча. Вильгельм указал на меч, всё ещё валявшийся в углу.

— Подними мой меч! — велел он, глядя на Рауля исподлобья.

Не говоря ни слова, юноша протянул меч Вильгельму.

— Завтра я возвращаюсь в Домфрон, — проговорил герцог. — Ты знаешь Роджера де Бигода — юнца с каменным лицом? — вдруг спросил он.

Рауль моргнул от неожиданности и ответил:

— Если не ошибаюсь, он вассал графа Мортена, милорд.

— По глупости он сболтнул о готовящемся заговоре. Воинственный граф намеревается разбить меня, а мой доблестный дядя из Аркеса снял осаду Домфрона через час после моего отъезда.

— Боже мой! Аркес? — опешил Рауль. — Что вы намерены предпринять, сеньор?

— Я отправил в Аркес отряд, который проконтролирует действия дяди. Мой гонец скачет в Мортен к графу с требованием приехать ко мне. Я вышлю его из страны, ибо, пока я живу, мир в Нормандии не должен быть нарушен восстанием, подобным тому, что мы усмирили при Вал-ес-Дюне.

Вильгельм замолчал и посмотрел на Рауля слишком серьёзно:

— Послать тебя в Мортен или ты поедешь со мной в Домфрон?

— Почему вы спрашиваете меня об этом, милорд?

— Если я слишком суров для тебя, уходи! — проговорил герцог. — Подумай, прежде чем ответить. Я не изменю своих решений, даже если ты будешь умолять меня.

— Я ваш слуга, — ответил Рауль. — Сейчас и всегда. Так я поклялся, когда мы бежали из Валоньеза. Я вернусь в Домфрон с вами, сеньор.

Этим всё было сказано. На следующий день, оставив в Алансоне гарнизон, герцог повёл войско к Домфрону. В страхе перед возвращением Вильгельма замок сдался. Условия сдачи были крайне невыгодны, но гарнизон Домфрона решил, что счастливо отделался. Расставив в некоторых укреплениях графа Майена свои гарнизоны, герцог поехал дальше в Амбре, укрепил там замок и снова вернулся в Нормандию, по пути передвинув границу в глубь Майена. Так анжуец расплатился за свою опрометчивость.

В далёкой Франции король Генрих узнал обо всём и побледнел. Он слушал, пощипывая бородку, и стоящие рядом с ним видели, как король, не заметив, выдернул из бороды три волоска.