То была незабываемая для Андроника ночь.

А потом весь отряд приехал в Тысменицу. Город оказался маленьким, тихоньким, уютным, весь в цветах я фруктовых деревьях. Купола церквушки, выкрашенные тёмно-синей краской (а не золочёные, как в Киеве или Галиче), представлялись игрушечными, детскими. И дворец Настасьи Микитичны, утопающий в зелени, вроде не деревянный, а пряничный, завораживал своей сладкой красотой.

На крыльце появилась сама хозяйка - в летнем длинном платье, красных шёлковых туфельках и венце, обтянутом дорогой тканью; глядя издали, каждый изумлялся её талии - рюмочной, осиной; приближаясь, видел тонкие изящные руки, кисти-лодочки, необычной долготы пальцы с длинными, искусно заточенными ногтями; а потом бросал взгляд и на лебединую шею, возвышающуюся над стоячим воротом, стиснутым дорогим ожерельем; наконец любовался самим лицом - чуть продолговатым, смуглым, чёрными глазами-омутами и прелестным рисунком алых губ, словно распустившейся алой розой. Да, в свои двадцать два года внучка Чарга не могла не заставить волноваться каждого мужчину - от четырнадцати лет и старше. Именно про таких говорят в народе: «Писаная красавица».

Что уж говорить про Андроника - ненасытного женолюба, возбуждавшегося от малейшего шороха и запаха юбок! От подобного совершенства он стоял словно громом поражённый, ел Настасью глазами и, как мальчик, чувствовал биение своего сердца. А Берладников сын узнавал в чертах Настеньки многие черты своей матери, и ему хотелось расплакаться и, упав на колени, скрыть лицо в складках её платья.

Неожиданно из дверей показался худенький невысокий мальчик, стриженный «под горшок», очень напоминавший Ярослава, только с густыми тёмными бровями и карими глазами. Оба поклонились приезжим.

Осмомысл поднялся на крыльцо первый и, поцеловав красавицу в щёку - смачно, звонко, взял сынишку на руки, тоже поцеловал и на землю не отпустил. Повернулся к гостям с улыбкой:

–  Вот знакомьтесь с моими дорогими людьми. Нет на свете никого для меня любимей! Да простит мне Господь эти не слишком праведные слова!

Настенька тепло раскланялась с Чаргобаем и при том отметила:

–  Я прадедушку Чарга помню смутно, но, сдаётся мне, ты вельми на него похож.

–  Ну, а ты похожа на мою маму Тулчу, - покраснев, признался молодой человек.

–  Половецкая кровь сильна! Вот ведь кукушата, подброшенные в разные гнезда, вытесняют других птенцов, так и кровь диких степняков подавляет все остальные, что текут в наших жилах. Правда ли, Андроник?
– И она взглянула на красавца мужчину, не скрывая кокетства.

Не сводя с неё обезумевших глаз, он ответил:

–  Нет, славянская кровь тоже не слаба. Я, пожалуй, больше чувствую себя русским, чем ромейским греком.

–  А по цвету волос не скажешь!
– рассмеялась женщина, намекая на то, что Комнин брюнет.

–  Но зато в душе русский. Полюбил охоту на туров всей душой. И к Тысменице, данной мне в удел дорогим двоюродным братом Ярославом, тоже привяжусь всем сердцем.

–  Значит, получается, мы теперь твои подданные?
– повела бровью Настя.
– Можно ли рассчитывать на твою благожелательность к нам?

–  Если я увижу взаимность…

–  О, христианскую - безусловно. «Возлюби ближнего своего, как себя самого».

–  О другой взаимности я и думать не смею.

–  Именно: не смей!
– И, взмахнув юбками, молодая женщина поспешила вслед за другими мужчинами.

Проводив её взглядом, сын Ирины подумал: «Смею, смею. Только надо действовать тонко, мягко, ненавязчиво, чтобы не узнал Осмомысл».

День прошёл прекрасно: лакомились домашними пирогами, пили домашнее пиво, отдыхали в саду под отягощёнными зрелыми плодами яблонями и грушами, забавлялись игрой в кости (побеждал исключительно Андроник), любовались вечерней зорькой - как огромное красно-рыжее солнце прячется за кронами деревьев дальнего леса. А в вечерних сумерках вспомнили про Арепу - стали уговаривать её погадать. Та вздохнула тяжко: «Ох, уморите вы меня этими проказами», - но покорно легла на стол - погружаться в транс. Настя держала свечку у её изголовья.

–  Мамушка Арепушка, слышишь ли меня?
– спрашивала она тихо.

–  Слышу…

–  Видишь ли Андроника, грека из Царя-града?

–  Вижу, вижу…

–  Что ты видишь? Долго ли скитаться ему?

–  Нет, недолго… В скором времени он отбудет на родину…

–  Станет ли затем императором?

–  Станет, но не сразу… тысячу невзгод прежде перетерпит…

–  Много ли процарствует?

–  Года два, не боле…

–  А потом? Отчего оставит престол? Нянька промолчала, крепко стиснув зубы.

–  Мамушка Арепушка, слышишь ли меня?

–  Слышу… - очень слабо проговорила старуха.

–  Видишь ли Ростислава, что доводится племянником Осмомыслу?

–  Вижу…

–  Долго ли скитаться ему?

–  Очень долго. Почитай что цельную жизнь…

–  Стает ли он князем в Галиче или же в других землях?

–  Нет, не станет. Токмо у других князей служить будет.

–  Много ль проживёт он на свете?

И опять колдунья не ответила на главный вопрос.

–  Мамушка Арепушка, - в третий раз произнесла Настя, - слышишь ли меня?