Шрифт:
Ростиславов сын даже поперхнулся:
– Как? Ведь он за тысячу вёрст отсюда!
– Чарг приходит ко мне во сне и даёт советы. Мой родитель сказал о твоём приезде и предупредил, что коль скоро не вернёшься на Русь, сделаешь счастливыми и себя, и нас. А решишь вернуться - будет много горя.
По лицу Ивана пробежало облачко:
– Поживём - увидим… - А потом быстро поменял тему разговора: - Мой товарищ плох. Надо бы его полечить.
– О, об этом не беспокойся, вьюнош, - ласково ответила Карагай.
– Он поправится - очень, очень скоро. У меня от подобных ран ни один ещё не погиб.
– Матушка, а где же Якун?
– в нетерпении задала вопрос дочка.
– Почему не приехал к нам на подмогу? Без его берладников мы позорно оставили Малый Галич!
Ханша произнесла с горечью:
– Низкий человек. Обещал и не выполнил. Я напоминала ему, посылала слуг, чтобы передали мои слова. Но они возвращались несолоно хлебавши: у Якуна загул и к нему не пускают.
– Подлый вор и тать [6] ! Он за это заплатит!
– топнула ногой Тулча.
Поселили русского в гостевых палатах дворца и кормили щедро, не отказывали ни в чём. Городок Берлад оказался небольшим и довольно грязным, улочки кривые и узкие, сточные канавы воняли, а в огромных лужах лежали свиньи. Иногда телега застревала в грязи, и её вытаскивали всем миром, а поклажа сыпалась то вправо, то влево, и мальчишки норовили стянуть побольше, приговаривая на радостях: «Что с возу упало, то пропало!»
6
Тать - душегуб, разбойник.
Вскоре Иван увидел и того пресловутого Якуна, атамана берладников. Встреча произошла на реке, где Якун купался под охраной своих сообщников, а звенигородец ехал на коне вдоль по берегу, совершая утреннюю прогулку, и его сопровождали двое степняков, выделенных Тулчей. Одному из них предводитель беглых рабов и крикнул, стоя по колено в воде:
– Эй, Татур, ты кого пасёшь? Уж не женишок ли несравненной княжны? Судя по ветвистым рогам, несомненно, он. Мы с его невестой развлекались изрядно, брали, кто хотел. Что ж, пускай теперь и ему что-нибудь достанется!
Дружный гогот берладников оглушил Ивана. Стиснув зубы, молодой человек не дрогнул, но, дождавшись окончания смеха, произнёс решительно:
– То, что ты, Якуне, был с моею невестою, надо ещё проверить. А вот в том, что я тебя поимею с хрустом, можешь не сомневаться.
От подобной наглости атаман разбойников прямо остолбенел. В мокрых, прилипших к телу подштанниках, с бритой головой и мочального вида слипшимися усами, тот напоминал таракана, облитого из ковша. А охрана кругом хихикала, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в голос.
– Цыц! Молчать!
– наконец заорал обиженный, и его подручные испуганно онемели.
– Ах ты, смрадный пёс!
– Он теперь говорил, обращаясь прямо к Ивану.
– Сукин сын! Убирайся в Галич! Если я хоть раз увижу тебя в Берладе, то своими руками вырежу мужское достоинство, а затем тебе затолкаю в рот!
– Что ж, посмотрим, - выдержал его молнии из глаз Ростиславов сын, - поглядим, кто кому что отрежет. И кому что засунет в рот. Или же в другие места!..
– И поехал прочь как ни в чём не бывало, слушая отборную брань за своей спиной.
На обратном пути половец Татур так сказал:
– Я, конечно, не имею права судить, но позволю себе заметить моему господину: господин мой играет с огнём. Вам теперь с Якуном на одной земле тесно будет. Или он, или господин. Кто-то один из вас будет скоро мёртвый.
У звенигородца растянулись губы в улыбке:
– Ну не я же!
– Он взмахнул рукой.
– Поединка не избежать, это верно. И чем раньше его устроим, тем лучше. Потому что иначе не Якун станет драться с Иваном, но берладники и половцы друг с другом. Выйдет много крови. То-то ужо порадуются болгары! Нет, вести себя надо мудро. Победить Якуна и увлечь за собой его войско.
Но Татур произнёс печально:
– Сказано неплохо, только выполнимо с трудом. Победить Якуна вряд ли кому под силу. Даже господину. Я видал, как Якун сражается. Это зверь, а не человек.
– Очень хорошо. Человек обязан быть умней и проворней зверя.
А дела у Олексы пошли на поправку: он не только вставал с постели, но уже взбирался на лошадь, чтобы прогуляться, хоть пока и держал больную руку на перевязи. Ханша Карагай говорила о его здоровье без опасений. «К лету станет целее прежнего», - утверждала она.
Встал вопрос о крещении Тулчи. Девушка приняла предложение, сделанное Иваном, согласившись на брак, но менять веру не хотела. А звенигородец настаивал на венчании в церкви. Убеждал невесту: «Ты пойми одно: на Руси никто не признает прав за моим наследником, если он родится в семье, не благословлённой именем Господа».
– «А при чём тут Русь? Или ты надумал вернуться?» - с недоверием выпытывала княжна. Отпрыск Ростислава отвечал уклончиво: «Я-то нет, только сын может захотеть».
– «Мы ему закажем дорогу».
– «Вряд ли он послушает».