Роман был не таков. Как он радовался, когда узнал, что Владимир Ярославич бежал из города! Уже и полки собрал, чтобы выступить из Владимира и ударить по ляхам, - как настигла и громом поразила новая весть. Галич открыл ворота Олегу!

Было отчего впасть в отчаяние. Но Роман не умел отступать. Владимир не опасен - ему теперь судьба скитаться по Руси и сопредельным странам. Значит, оставался Олег.

Об этом и были думки боярина Мефодия Иванковича. День и ночь не находил он покоя. Да и не он один. Собирались бояре, толковали меж собой и порешили, что Олег должен умереть. И чем скорее, тем лучше.

Тихо скрипнула половица. Кого ещё несёт?

–  Эй, кто там?

–  Боярин? Аль в гневе?

Услышав знакомый голос, Мефодий враз остыл и перевёл дух! Ключница Улита, служившая ещё его отцу, одна имела право входить без стука. В своё время вывез её Мефодий Иванкович из Киева молодой девкой, проданной в холопки. Поговаривали, что был он охоч до её ласк. Ныне Улита твёрдой рукой вела боярское хозяйство, хотя на вид была тиха и смирна - в чём душа держится. Но хрупкое худенькое тело скрывало недюжинный запас сил.

Улита остановилась на пороге, одетая в тёмный сарафан и такую же тёмную душегрею. Плат надвинут на самые брови, и оттуда посверкивают любопытные, как у девки, глаза. За эти глаза и за то, что годы не брали над нею верх, Улиту считали ведьмой.

–  Почто мой боярин невесел? Почто головушку повесил?
– улыбаясь, затянула она тихо.
– Думки спокою не дают? А вот я велю травки заварить - изопьёшь, боярин-батюшка, всё как рукой и снимет.

Травки, говоришь?
– встрепенулся боярин.
– А ты и впрямь травки знаешь?

–  Знаю, боярин ласковый, знаю. А в каких у меня силы нет, так у людей поспрошаю. Аль тебе особенная травка занадобилась?

Мефодий прикрыл глаза, перевёл дух, чтобы не спугнуть удачу. Вот оно! Надоумила Пресвятая Богородица, послала весточку!

–  Занадобилась мне, Улита, такая травка!
– молвил он.
– Отыщи мне, где хошь, да принеси такую травку, чтоб человека убить. Сумеешь?

Глаза у Улиты сверкнули, как два уголька в костре.

–  Да ты что, батюшка? Это кого же ты погубить надумал?

–  Не твоего бабьего ума дело!
– пристукнул кулаком боярин.
– Сказывай - сыщешь такую травку?

–  Сыщу, батюшка, - вздохнула Улита.
– Дай срок!

–  Смотри у меня! Дело то князево, тайное!
– Мефодий Иванкович погрозил ей пальцем.
– Не будет травки иль услышу, что болтаешь о том, - сгною заживо. А принесёшь траву - щедро заплачу.

Улита поклонилась, прижимая тонкие руки к груди, и неслышно выскользнула вон. А боярин подошёл к образам, опустился на колени и начал молиться. Он не жалел о том, что готовился сделать - он благодарил Богородицу за то, что надоумила его. Будет о чём рассказать мужам галицким!

Через седьмицу однажды ввечеру, когда боярин уже готовился отойти ко сну и зевал, сидя в изложне и ожидая молившуюся боярыню, опять скрипнула половица. Проскользнув в двери, ключница Улита с поклоном подала боярину маленький мешочек.

В тот день Олег Ярославич давал пир боярам. Столы ломились от яств, бояре елозили длинными, обшитыми мехом рукавами по узорным скатертям, тянули руки к мисам и блюдам, большими глотками пили меды и вина. Чашники сбивались с ног. Звенели гусли и гудки - скоморохи веселили бояр, распевая старины и восхваляя молодого князя. В старые песни, известные и много раз перепетые, они вместо имён других князей вставляли Олега Ярославича, а старины о Вещем Олеге переделывали так, что казалось, что это величальная песнь о молодом князе Галича.

Запрокинув голову и прикрыв глаза, как соловей, молодой гусляр высоким голосом выводил наскоро переделанную старину:

–  Эй, стой! Гусляр!
– вскрикнул, выпрямившись, Олег и пристукнул по столу чашей.
– Ты про кого это поешь?

Молодой гусляр спокойно положил пальцы на струны, хлопнул глазами.

–  Старина сия сложена во времена отчич и дедич про витязя славного, Олега Вещего, - ответил он.

–  Олега?
– Молодой князь привстал.
– Вещего?.. Во-он!
– вдруг заорал он, размахиваясь.

Гусляр вскочил, шарахнулся в сторону, и чаша, брызгая вином, пролетела мимо.